Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

что в… более развитых странах социалистическая революция будет происходить без гражданской войны? Опыт Финляндии показал другое. Тысячи расстрелянных финских товарищей — лучшее свидетельство того, что гражданская война в развитых капиталистических странах будет еще более ожесточенной…[2135]

События гражданской войны в Финляндии повлияли на концептуализацию гражданской войны большевиками, а тезис о большей жестокости грядущих гражданских войн в развитых странах получит в дальнейшем большое распространение.

Зиновьев и Бухарин, пользовавшиеся авторитетом в партии, в этих текстах не считали нужным обращать внимание на негативные аспекты гражданской войны, в отличие от важной статьи Ленина. В то же время в провинциальной большевистской печати весной 1918 года само это понятие могло ставиться под сомнение.

12 марта в «Кубанской правде» автор пропагандистской «товарищеской беседы» откликался на присутствие на страницах «любой» газеты «небольшевистского направления» «специального, озаглавленного крупными буквами, отдела: „Гражданская война“». Автор полагал, что газеты внушали читателям ложную мысль: «…самое то плохое, как выясняется, есть то, что война эта гражданская, то есть война, в которой гражданин убивает себе подобного, ни в чем перед ним неповинного гражданина, или попросту говоря, свои воюют со своими». По мнению автора, мировая война в этом смысле — тоже гражданская, и отсутствие «протестов» против нее указывает на лицемерие и классовые интересы. Борьба же между «помещиком» и «батраком», «требующая кровопролития», не является «борьбой между равными гражданами»[2136].

Между тем политические противники большевиков использовали понятие гражданская война исходя из своих интересов. В этом отношении особое значение имеет политическая мобилизация умеренных социалистов весной 1918 года, проходившая под лозунгом «прекращения гражданской войны» (об этом кратко уже упоминалось выше).

Весной 1918 года у эсеров «язык общенационального/общегражданского» (nationhood) потеснил «язык класса», став «доминирующей идиомой»[2137]. Это наблюдение С. Смита можно распространить и на различных небольшевистских марксистов. Видный меньшевистский публицист А. С. Мартынов 16 апреля назвал «прекращение гражданской войны» первой в ряде мер по «коренному оздоровлению… политической обстановки», что подразумевало «восстановление попранных большевиками свобод, установление парламентарного республиканского строя», а также борьбу «за объединение с Россией насильственно отторгнутых от нее частей»[2138]. Статья Мартынова была опубликована в официальном издании РСДРП(о), поэтому выражала настроения руководства партии по поводу прекращения гражданской войны. Такие требования звучали и в резолюции Всероссийской конференции Бунда 15–19 мая, отметившей «непрекращающуюся гражданскую войну» и ее «бессмысленное раздувание» политикой СНК[2139].

* * *

Чрезвычайное Собрание уполномоченных фабрик и заводов Петрограда (сокращенно Собрание) стало организационным воплощением новой тактики умеренных социалистов в борьбе за гегемонию среди рабочего класса, особенностью которой была деятельность, протекавшая за рамками фабзавкомов, профсоюзов и тем более Советов, где часто доминировали большевики и их союзники[2140]. Организованное 3 марта на собрании (отсюда и название) за Невской заставой, Собрание являлось своеобразным наследником Рабочей конференции Союза защиты Учредительного собрания[2141].

Теоретическое обоснование перенесения усилий из Советов непосредственно в массы фабрично-заводского пролетариата предлагалось и марксистскими, и неонародническими интеллектуалами. Оно было сформулировано 18 мая в эсеровском «Деле народа», писавшем о «процессе вырождения Советов под влиянием внедрения в них авантюристического духа большевизма», в результате чего Советы «превратились в целом ряде мест в рассадники гражданской войны в пределах демократии, раскалывая единую волю пролетариата»[2142].

В начале апреля путиловский рабочий Г. М. Сильнов, согласно репортеру «Свободного слова», ратовал за создание новой «единой рабочей партии», объясняя это необходимостью «…положить конец гражданской войне, конец всему тому, что построено на внутри-национальной и общественной вражде»[2143]. Эта партия, в создании которой принимал участие Н. Н. Глебов-Путиловский, бывший член плехановской группы «Единство»[2144], обвиняла большевиков в том, что они привели страну «…к состоянию непрекращающейся (перманентной) гражданской войны и к абсолютной анархии… всех производительных сил государства». Среди требований по «возвращению Советов на правильный путь» звучал и «протест против дезорганизующей жизнь гражданской войны…»[2145]. Хотя Глебов-Путиловский, Сильнов и их единомышленники обличали засилье партийной интеллигенции, первую скрипку в оппозиционном рабочем движении стали играть меньшевики и эсеры.

В протокольных записях речей и в печатной пропаганде Собрания понятие гражданская война использовалось в смысле, контуры которого были очерчены в ходе политической борьбы со времени Октябрьской революции и неоднократно воспроизводимом в политической полемике[2146]. В листовке «Декларация петроградских рабочих», датированной 13 марта, содержалось требование «немедленного созыва Учредительного собрания и передачи ему всей власти для прекращения гражданской войны…»[2147]. Через месяц Собрание уполномоченных адресовало IV Чрезвычайному съезду Советов декларацию, в которой, повторив это требование, клеймило большевиков, которые «дали гражданскую войну, опустошающую страну и вконец разоряющую ее хозяйство»[2148]. Схожие требования провозглашались на многочисленных собраниях на фабриках и заводах и затем воспроизводились и на заседаниях Советов. «Единственным выходом из создавшегося положения оратор считает уничтожение гражданской войны и создание новой власти в лице Учредительного Собрания» — так излагала речь члена ЦК РСДРП(о) С. Ю. Семковского в Петроградском Совете большевистская газета в конце мая[2149].

Требование прекращения гражданской войны стало одним из основных лозунгов Собрания уполномоченных. «Прекращение гражданской войны, расстрелов и самосудов должно быть написано на наших майских знаменах», — призывал член Бюро Собрания А. Н. Смирнов накануне 1 мая[2150]. В тот день Собрание приняло резолюцию, включающую лозунг «Долой гражданскую войну, расстрелы и самосуды!» наряду с прочими экономическими и политическими призывами[2151]. В листовке Собрания, адресованной безработным, бедственное и бесправное положение рабочего класса объяснялось ситуацией в стране, «раздираемой братоубийственной враждой». «Нужно прежде всего прекращение гражданской войны» — этот тезис, в отличие от других вопросов, не сопровождался конкретными предложениями, хотя и вошел в состав основных требований в формулировке: «За прекращение гражданской войны»[2152]. В «Наказе делегации к московским рабочим» от лица петроградских рабочих звучал призыв «За прекращение гражданской войны и восстановление всех свобод!» (он соседствовал с лозунгом: «За всеобщее вооружение народа»)[2153].

В Сормово авторы дополнили требование «Долой разжигателей гражданской войны» здравицей за единство: «…и да здравствует дружная семья рабочих, солдат и крестьян»[2154]. Оставляя за рамками «семьи» буржуазию, они отдавали дань «антибуржуйским» настроениям.

Собрание развернуло бурную деятельность вокруг празднования 1 Мая. Руководство меньшевиков в специальном постановлении противопоставило день «международной классовой солидарности» и «самостоятельности» пролетариата «государственному празднику», который «является демонстрацией в пользу той гражданской войны, которая раскалывает российский пролетариат на две части…»[2155]. Риторически отделяя большевиков от сакрального символа международного пролетарского единства, меньшевики акцентировали нелегитимность их власти[2156]. В схожей манере выступил член ЦК ПСР Е. С. Берг, оспоривавший установку большевиков на «праздничный» характер 1 Мая: «Или вы думаете музыкой и балаганом заставить забыть рабочего, что гражданской