Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

напрямую говорилось, что для защиты Советской России требовалось применить тактику гражданской войны. Требовалось выдвинуть навстречу наступающей армии небольшие отряды, которые «за каждый город и за каждое село, и за каждую улицу, и каждый дом в городах подымут бой, наш отчаянный бой гражданской войны». По его мнению, такие «революционные отряды гражданской войны» могли сдержать немецкое наступление[2081]. Такая оценка вооруженного противостояния нашла отражение и в практических мероприятиях. В прессе было объявлено, что в Могилеве был создан Верховный военный совет, получивший всю полноту власти по ведению «партизанской гражданской войны против контрреволюционных, немецких войск и своей буржуазии»[2082].

Большевики обсуждали болезненную тему мирного соглашения с Центральными державами. В центре дискуссий был и вопрос о том, можно ли теперь считать войну с Германией войной гражданской. На заседании ЦК 18 февраля Бухарин заявил, что партия вновь недооценила «социальные силы революции», как это было и накануне Октябрьского переворота. Он надеялся на повторение успехов внутренней борьбы, воюя с внешним врагом[2083]. Ленин ему возражал: «Сравнивать с гражданской войной нельзя. На революционную войну мужик не пойдет — и сбросит всякого, кто открыто это скажет»[2084].

22 февраля группа членов ЦК, «левых коммунистов», выступила с совместным заявлением о том, что «после захвата власти, после полного разгрома последних оплотов буржуазии перед пролетариатом с неизбежностью встает задача развития гражданской войны в международном масштабе». Отказ от нее авторы заявления считали самоубийством. Они определенно выступили против интерпретации войны с Германией как «внешней войны»:

Мы с презрением отвергаем нападки на Советскую власть со стороны тех соглашательских элементов, для которых борьба с германскими империалистами лишь предлог для установления гражданского мира и которые вместо гражданской войны с международной буржуазией хотят вести национальную войну с Германией на основе единения классов и союза с англо-французской коалицией[2085].

«Левые коммунисты» были за войну с Германией, отвергая при этом помощь Антанты. В критике такого подхода объединились Ленин и Троцкий, зачастую спорившие по иным вопросам.

На заседании ЦК 23 февраля Ленин назвал тезис о международной гражданской войне издевкой. Он указывал, что гражданская война идет только в России, но ее нет в Германии[2086]. Сталин тоже возражал против утверждения, что с Германией идет не национальная, а гражданская война[2087].

Между тем в поддержку тезиса о том, что прежняя война превратилась в мировую гражданскую войну, в конце февраля выступили некоторые региональные организации большевиков[2088]. Как следует из этих заявлений, а также дискуссии на VII съезде партии, концепция мировой гражданской войны шире идеи революционной войны (так часто позиция «левых коммунистов» и левых эсеров называется в историографии)[2089]. «Левые коммунисты» исходили из того, что революционный кризис в Западной Европе вполне назрел и заключение мира нанесет удар международному движению рабочих[2090]. В некотором смысле этот тезис развивал идею превращения «империалистической войны в гражданскую».

Вопреки утверждениям, встречающимся в историографии, концепция международной гражданской войны отличалась и от позиции левых эсеров[2091]. Партнеры большевиков по коалиции сформулировали свою тактику восстания, повстанческой борьбы на оккупированной территории[2092]. И «левые коммунисты», и левые эсеры исходили из необходимости вести войну «на два фронта»: против иностранной и отечественной «буржуазии», считая, что вместо государственной войны требовалось вести классовую борьбу, исключающую гражданский мир[2093]. Однако концепция «левых коммунистов» исходила из роста протестного движения в Германии и Австро-Венгрии: только посредством революции, которая охватит эти страны, будут созданы условия для мировой пролетарской революции.

К началу марта «Правда» чаще стала публиковать авторов, выступавших за «мирную передышку» в противостоянии с Германией и ее союзниками. Ее обосновывали тем, что советской власти необходимо время, чтобы укрепиться и подготовиться к новым битвам со своими врагами[2094]. Как правило, при этом подразумевалось возобновление борьбы с Германией и «мировым империализмом», но звучала и мысль о приоритете внутренней войны: «…получив хотя бы кратковременную передышку на внешнем фронте, советская власть сконцентрирует все свои силы на фронте внутреннем»[2095]. Мир с Центральными державами был нужен, чтобы победить во внутреннем конфликте.

Возобладала ленинская идея заключения мира на любых условиях; российская делегация прибыла в Брест-Литовск 1 марта, и через два дня договор был подписан.

Взаимосвязь внешней и внутренней войны становится ключевым элементом не только для осмысления событий, но и для их политической интерпретации. В первые месяцы после Октябрьского переворота большевики продвигали идею о том, что контрреволюционные силы мешают заключению мира с внешними врагами, поэтому внутренняя война с «контрреволюцией» рассматривалась как средство достижения мира на внешних фронтах. Большевики оправдывали подавление своих оппонентов тем, что без стабилизации внутри страны невозможно заключить мир.

В ходе мирных переговоров, однако, риторика большевиков начала меняться. Ленин и его сторонники считали, что заключение мира с Германией станет «передышкой», необходимой для победы во внутренних конфликтах.

Н. И. Бухарин и его единомышленники, напротив, были уверены, что заключение мира с Германией помешает развитию мировой гражданской войны. Они полагали, что продолжение внешней войны, даже с риском поражения России, стимулирует международную революцию и ускорит крах капиталистических режимов в других странах. Концепция мировой гражданской войны рассматривала внутренний и внешний фронты как неразрывно связанные. Для Бухарина победа в гражданской войне в России не могла быть полной без поддержки международной революции.

Позиция Ленина победила, был заключен Брест-Литовский мир, что позволило большевикам временно сосредоточиться на внутреннем фронте.

* * *

Понятие гражданской войны стало центральным элементом политического дискурса в период с ноября 1917 по март 1918 года. Возникали и обострялись конфликты; в этих условиях различные политические силы использовали термин гражданская война для объяснения своих действий, дискредитации противников, легитимации своей политики и для мобилизации своих сторонников.

Для большевиков гражданская война стала оправданием укрепления своей власти и подавления оппозиции. Они утверждали, что разжигание гражданской войны их противниками угрожало революции. При этом партия Ленина заявляла, что жесткие меры, включая террор, необходимы для победы в этом конфликте. В таком контексте гражданская война стала элементом идеологической борьбы и риторическим инструментом для обоснования самых крайних политических шагов.

Оппоненты большевиков, включая умеренных социалистов, прибегали к теме прекращения гражданской войны для легитимации своей борьбы за возвращение к «нормальному» политическому процессу. Борьба за власть и определение ее легитимности проходили под знаменем прекращения или, наоборот, ведения гражданской войны.

Понятие гражданская война эксплуатировалось всеми сторонами для определения политики практически по любому ключевому вопросу. Оно стало инструментом политической борьбы, способом оправдания действий, которые иначе могли бы показаться чрезмерными или незаконными, а также средством мобилизации общественности.