Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Они сопровождались и активным использованием идиомы гражданская война. В риторике большевиков «резкое размежевание между богатым и бедным населением» в деревне семантически приравнивалось к гражданской войне[2183]. В то же время и левые эсеры, которые в конце концов выступили против комбедов и продовольственной диктатуры, в начале апреля могли употреблять это выражение для описания конфликтов в сельской местности. Партийная газета сообщала, что «в деревнях происходит резкое размежевание между богатым и бедным населением. Беспощадная гражданская война принимает все более и более широкие размеры»[2184]. По-видимому, в редакции газеты, как и в руководстве левых эсеров, существовали разные мнения, которые менялись со временем, однако в мае большевистское правительство провело новую линию раздела, отделяющую их от левых эсеров.

На важнейшем заседании ВЦИК 9 мая нарком продовольствия А. Д. Цюрупа в ответ на критику своего доклада «с совершенной откровенностью» заявил: «…речь идет о войне, только с оружием в руках можно получить хлеб». «Мы предлагаем войну против деревенской буржуазии, которая зажала в кулаке хлеб. Мы предлагаем самую беспощадную войну», — угрожал нарком, уточняя, что даже с теми съездами Советов, которые «отменяют хлебную монополию… мы будем вести борьбу плоть до заключения в тюрьму, до посылки войска, до последних форм гражданской войны»[2185]. Здесь помимо прочего звучала прямая угроза в адрес местных исполкомов, находившихся под руководством левых эсеров и иных небольшевистских партий, равно как и в адрес местных большевиков, игнорировавших порой распоряжения центра.

20 мая Я. М. Свердлов в речи на очередном заседании ВЦИК поставил успех советской власти в зависимость от развития социальных конфликтов в сельской местности: «Если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах…» Затем оратор повторил формулировку «гражданская война в деревне»[2186]. Содержание речи Свердлова излагалось в прессе, эти публикации привлекали внимание читателей: «В ЦИК Свердлов потребовал, чтобы в деревне была развита та же гражданская война, что и в городах» — так Н. П. Окунев комментировал прочитанное[2187].

Вскоре формула Свердлова укоренится в языке пропаганды, однако некоторые большевики, подобно редактору «Правды», оспаривали упрек «всех партий» в «искусственном возбуждении гражданской войны в деревне». Принятый месяцем ранее декрет о комбедах, полемизировал автор статьи, стал «откликом на голос жизни», а именно «классовой борьбы» со стороны деревенской бедноты[2188]. Напротив, в казанской большевистской газете «Гражданская война» корреспондент, защищая продовольственную диктатуру, говорил от лица партии: «Мы не боимся гражданской войны и не говорим, что завтра будет хорошо»[2189]. Именно такая откровенная риторика стала доминировать в языке большевистской пропаганды.

Л. С. Сосновский, один из ведущих партийных пропагандистов, начинал свою статью о «борьбе с клерикализмом» словами: «Острие гражданской войны направляется в силу многих причин в деревню. И там, в первом ряду врагов Октябрьской революции, красуется поп». В публикации использовались клише, вошедшие в арсенал советской пропаганды: «Духовенство и монашество становится идеологом и фактическим руководителем гражданской войны…»[2190]

Обличения такого рода можно встретить и в других источниках. «Кто из рабочих не знает, по какую сторону баррикад стояли служители церкви в нашей великой гражданской войне?» — звучало обращение петроградского партийного комитета[2191].

Вместе с тем не позднее осени появились публикации заявлений «священников-коммунистов» и желающих вступить в Красную армию священнослужителей, а также заметки о «коммунистах-мусульманах»[2192].

Защита методов продовольственной политики большевиками строилась в том числе и на устоявшихся приемах обвинений их оппонентов в лицемерии. «Оказывается, что гражданская война называется „преступной“ только тогда, когда ее ведут рабочие и крестьяне против буржуазии» — так 18 июля в передовой статье газеты Крестьянской секции ВЦИК оценивалась пропаганда противников коммунистов[2193]. Закрепление риторики безоговорочной поддержки «гражданской войны» облегчалось тем, что буквально накануне Крестьянская секция была очищена от левых эсеров, которые предлагали свои толкования причин конфликтов в деревне.

Левые эсеры, отмечает современный историк, «не требовали отмены хлебной монополии, как правые эсеры, но протестовали против применения к хлебовладельцам мер принуждения, против реквизиции хлеба у мешочников и спекулянтов»[2194]. На заседании ВЦИК 9 мая, посвященном введению продовольственной диктатуры, от левых эсеров выступал В. А. Карелин, трижды употребивший слово поножовщина для описания внутренних конфликтов в деревне, особенно в связи с отвергаемой ПЛСР политикой «продовольственной диктатуры»[2195]. Карелин развивал эту тему в отдельной брошюре. «Идут настоящие сражения, проливается братская кровь», — описывал он картины «ответного» насилия «деревни». Ссылаясь на волю местных съездов Советов, автор заявлял от имени «трудового крестьянства», что оно «не хочет есть хлеба, омоченного братской кровью»[2196].

Подобных взглядов придерживался левоэсеровский идеолог С. Д. Мстиславский, описывая ситуацию, сложившуюся после подписания Брестского мира. «Не выродилась ли… та самая гражданская война, в „боязни“ которой упрекает Ленин», — вопрошал автор, прежде уже выражавший свое отрицательное отношение к гражданской войне (см. главу 6). Он назвал «крестовый поход» за хлебом, провозглашенный большевиками, такой «гражданской войной», к которой «Революция уже не приложит руку». Не раскрывая деталей приемлемого образа гражданской войны, автор сосредоточился на критике коммунистов:

Да, такой гражданской войны мы не приемлем. Да, против такой гражданской войны — поднимаем голос… по праву… не потому, что боимся борьбы — но потому, что мы хотим борьбы, а не крови. И приемля гражданскую войну — мы не приемлем бессмысленной бойни, насилия… во имя чего?[2197]

Использованная Мстиславским формулировка (не)приемлемости гражданской войны встречается и в воронежской газете левых эсеров: «значительным недостатком» введения комбедов было названо «стремление с задачей хлеба связать и оживление гражданской войны в деревне». Автор пояснял свою мысль: «Мы не против такой гражданской войны, но считаем, что одним из ее непременных условий является ясное определение субъекта как той, так и другой борющейся стороны»[2198]. В другой заметке того же выпуска газеты фраза из местной большевистской газеты «Пусть кипит гражданская война…» удостоилась риторического вопроса: «Зачем родить себе врагов, когда они уже „разбиты“ и там, где их и не было»[2199].

Левые эсеры, далекие от единства в тактических вопросах, даже в лице своих ведущих публицистов демонстрировали разнообразие и переменчивость в оценках и акцентах. В середине июня В. Е. Трутовский предрекал неизбежный конфликт между городом и деревней:

Надежды на гражданскую войну в деревне могут идти только из города, из индустриальных центров, от кабинетных, оторванных от действительной жизни людей, где не знают действительной жизни и глубины молекулярных процессов, происходящих в деревне: но деревня не поймет фантастической «гражданской войны», идущей совершенно не по необходимому с точки зрения завоевания социализма руслу, а если поймет, то почти вся ополчится против города[2200].