Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Лениным идеи. Он прямо показал на меньшевиков и эсеров, связав их с «теми, кто поднял чехословаков». Бурными аплодисментами зал встретил слова народного комиссара, который открыто угрожал политическим врагам: «Гражданская война, которую мы ведем, будет также войной против тех, кто осмеливается клеветой и провокационными слухами возбуждать чехословаков». Троцкий строил свою аргументацию, меняя негативное значение понятия на позитивное: «Когда нам говорят, что это есть путь гражданской войны, мы недоумеваем. Само собой разумеется, что Советская власть есть организованная гражданская война против помещиков, буржуазии и кулаков. Советская власть не боится этого сказать, как не боится призывать массы к гражданской войне и для этого их организовывать». Вопрос о продразверстке, отождествлявшейся с «классовой борьбой в деревне», был основным контекстом данного пассажа. Троцкий предлагал «сделать выбор» между двумя «монополиями» на хлеб, кулацкой и советской, где «сущность выбора есть гражданская война». Оратор использовал прозвучавшую в его адрес критику для усиления своей аргументации, повторяя запомнившийся его противникам лозунг, декларированный им в октябре 1917 года:

И наша партия — за гражданскую войну! Гражданская война уперлась в хлеб. Мы, Советы, в поход!.. (С места, иронически: «Да здравствует гражданская война».) Да, да здравствует гражданская война! Гражданская война во имя хлеба для детей, стариков, для рабочих и Красной Армии, во имя прямой и беспощадной борьбы с контрреволюцией[2263].

Таким образом, оставшиеся еще «форумы» публичных политических дискуссий между оппонентами становились важными местами для развития языка гражданской войны. Через месяц в казанской большевистской газете «Гражданская война» появился прямой отклик на резонансный фрагмент выступления Троцкого:

…не лишним будет напомнить, что это один из вождей нашей партии воскликнул: «да здравствует гражданская война!»… «Да здравствует гражданская война» — повторим и мы, ибо в этой войне наша сила[2264].

Несколькими днями спустя Троцкий защищал политику СНК на митинге в Сокольниках, адаптируя риторику под распространенный мотив страха перед гражданской войной между городом и деревней: «Нас пугают, говоря: „вы хотите начать гражданскую войну города против деревни“». В ответ на это «запугивание» Троцкий ответил: «Неправда, это не есть война города против деревни, а общая борьба города и деревенской бедноты против кулаков-богатеев, против мародеров…»[2265]

В другом же случае Троцкий и сам использовал тему страха: так, 16 июня он нарисовал своим слушателям ужасающую картину «победы контрреволюции», погружения страны в «кипящий котел постоянных восстаний, виселиц, расстрелов и гражданской войны, самой ожесточенной войны отчаявшихся низов»[2266]. Как и прежде, политик менял знак оценки гражданской войны по мере изменения политической ситуации, а иногда и в зависимости от особенностей той аудитории, к которой он обращался.

Выступая на Всероссийском съезде Советов 10 июля, Троцкий оперировал выражениями «эпоха гражданской войны» и «условия открытой гражданской войны класса против класса». Как и в ноябре 1917 года, он провозгласил: «Гражданская война есть не принцип, а факт», а в дальнейшем уточнил, что это «факт, подготовленный веками исторического развития»[2267]. Говоря об объективных причинах гражданской войны и реагируя на обвинение в ее развязывании, Троцкий отдавал дань аргументации марксистского толка.

Ленин в речи на объединенном заседании ВЦИК 29 июля выделил роль «англо-французского империализма», который сделал «военный вопрос» коренным вопросом: «Мы снова попали в войну, мы находимся в войне, и эта война не только гражданская…». Вместе с этим Ленин надеялся, что «империалистам» не получится втянуть Россию в «империалистическую бойню»[2268]. Впрочем, основные усилия большевистской пропаганды в этот момент были нацелены на борьбу с внутренними врагами.

«От империалистической войны к гражданской войне» — так озаглавленная передовая статья «Правды» от 27 августа 1918 года не только подробно воспроизводила идеи, прежде высказанные Лениным и другими большевиками (в том числе и Бухариным, вероятным автором этой передовицы), но и претендовала на новые теоретические построения. Автор, говоря о состоянии конфликтов, видел важные различия в терминах замена и превращение, которые подчас использовались как взаимозаменяемые: «Империалистическая война не просто „сменяется“ гражданской войной, она непосредственно превращается в гражданскую войну». Об этом давно писали и Ленин, и Зиновьев, однако рассуждения автора о «формах» превращения — в гегельянском диалектическом духе — подтолкнули его к выводу, что «конечным итогом всего этого разнообразия переходных форм будет международная гражданская война».

Достижение этого одновременно «близкого» и «конечного» этапа произойдет на трех «фронтах»: непосредственно «мировой бойни», затем на фронте «классовой борьбы пролетариата в странах, где буржуазия еще не свергнута» и на третьем — «фронте империалистско-гражданской войны». Автор не углублялся в детали, но образ фронта «империалистско-гражданской войны» был особенно важен для идеи международной гражданской войны: «Вооруженный лагерь мировой гражданской войны в России цел, обороняется, ждет выручки и сам готов на вылазки»[2269]. Можно предположить, что автор сознавал новую актуальность былых формул «левых коммунистов» о мировой гражданской войне, но никакой реакции на его теоретические построения нами не обнаружено. Внимание большевиков было сосредоточено на решении более практических задач.

Брошюра под заглавием «Гражданская война» вышла ориентировочно в тот же период. Ее автор, А. Г. Шлихтер, исполнял обязанности чрезвычайного комиссара продовольствия в ряде губерний[2270]. Его послание, написанное в жанре «письма к товарищам-красноармейцам», начиналось с отповеди «буржуазии» и «социал-соглашателям», утверждавшим, «что в гражданской войне повинны лишь „кровожадные“ большевики». Согласно автору, это было сознательное введение в заблуждение: «Они прекрасно знают, что революции без гражданской войны вообще нигде в мире не бывало и не может быть и что, в частности, и наша революция с первых же (февральских) дней до последнего момента представляет ряд сменяющихся этапов гражданской войны». Шлихтер развивал идеи, ранее неоднократно высказанные левыми циммервальдистами, включая Ленина: «Гражданская война с октябрьских дней это — война за освобождение от империалистических цепей… война за полное уничтожение эксплуатации… война за постепенную реорганизацию нашего народного хозяйства на социалистических началах, война за диктатуру пролетариата и бедноты…» Однако «еще более лицемерным», по мнению Шлихтера, «является приписывание большевикам инициативы в гражданской войне», поскольку «во всех случаях гражданской междоусобицы с октябрьских дней большевики выступают лишь обороняющейся стороной», «контрреволюционеры разных партий и названий начали гражданскую войну в Петрограде»[2271].

Главная тяжесть обвинений падала на «правых эсеров и меньшевиков», которые, вместо того чтобы «без кровавых столкновений присоединиться к победившим петроградским товарищам», «начали гражданскую войну» в Москве, а затем «начинали» ее в различных регионах страны «как и везде, как и всегда»[2272].

Прагматизм не был чужд и Н. И. Подвойскому, совмещавшему руководство Высшей военной инспекцией с амбициями идеолога. Осенью вышла его брошюра, посвященная значению агитации и пропаганды в гражданской войне. Автор начинает свой текст с дефиниции: «Мировая революционная гражданская война — это война за освобождение угнетенных всего мира,