Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

в случае нападения на них или в случае, если союзники будут выполнять свои обязательства, например, по отношению к Польше. Между этими двумя путями выбор небольшой. Если Кремль подпишет политическое соглашение до подписания военного соглашения, то по закону Советский Союз будет обязан помогать Англии и Франции. Но до заключения военного соглашения Кремль, по-видимому, признавая свое обязательство, может заявить, что поскольку никаких конкретных военных соглашений не было заключено (как, в частности, не было достигнуто никакого соглашения между СССР и Польшей), то практически оказание союзникам эффективной помощи не возможно. С другой стороны, отсутствие военного соглашения не должно помешать выполнению Англией и Францией своего обязательства оказать помощь Советскому Союзу, если он будет вынужден выступить в защиту балтийских стран, т. к., в противоположность Советскому Союзу, Англию и Францию не отделяет от Германии другое государство – Польша. Политическое соглашение в случае его подписания, таким образом, могло бы связать Англию и Францию более эффективно, чем оно связало бы СССР. С этой точки зрения для Англии и Франции выгоднее советский проект статьи 6, чем их собственный. Согласно советскому проекту статьи 6, союзники также не будут связаны никаким обязательством оказывать помощь Советскому Союзу в связи с балтийскими странами до тех пор, пока не будут подписаны и не вступят в силу политическая и военная части соглашения.

Переговоры по военной части соглашения явятся весьма трудным делом. По-видимому, военные переговоры не будут завершены до тех пор, пока не удастся достигнуть договоренности между СССР и Польшей о том, что Советскому Союзу разрешат проход через польскую территорию в случае войны, в которой Польша должна участвовать на стороне союзников. (Кремль перед польским правительством этого вопроса не ставил. Судя по тому, что пишет Стрэнг, он не знает, ставил ли Лондон этот вопрос перед Варшавой, и можно предположить, что не ставил. Вполне возможно, что англичане не делали этого намеренно, поскольку, они, во-первых, и не должны были этого делать, и, во-вторых, чтобы, иметь возможность под предлогом не решения этого вопроса затягивать время. В той ситуации, учитывая политику Кремля, это было едва ли не самое правильное решение. – Л.П.). Этого результата не легко добиться, и Англия и Франция могут оказаться в таком положении, что месяцами будут вести переговоры с Москвой, не достигнув какого-либо конкретного соглашения. (Это был, пожалуй, едва ли не самый лучший выход: коммунисты не замарали бы себя соглашением с империалистами и с нацистами, а империалисты – с коммунистами, а Гитлер сидел бы и ждал, чем закончатся переговоры, и гадал – договорятся или нет, не рискуя начать войну. – Л.П.).

Что для союзников лучше – продолжение этого неопределенного положения или окончательный срыв переговоров – является вопросом высокой политики, но первое лучше. Срыв переговоров вызовет неприятное чувство, и вдохновит немцев к действию. Он может привести СССР к изоляции или к соглашению с Германией. С другой стороны, тот факт, что военные переговоры состоятся, хотя они и не дадут каких-либо ощутимых результатов, по-видимому, будет все же беспокоить Гитлера. Менее всего вероятно, что Россия останется нейтральной или в случае войны будет на стороне Германии. (После начала Второй мировой войны Советский Союз формально сохранял нейтралитет, но это был нейтралитет благожелательный по отношению к Германии, а вовсе не к странам антигитлеровской коалиции. – Л.П.). С ней было бы легче договориться о военном сотрудничестве, если бы она присоединилась к союзникам.

Остается вопрос о трехстороннем договоре, который бы ограничивался случаем прямой агрессии против страны, подписавшей договор. Если Англия и Франция не согласятся с советской трактовкой статьи 6, то никакого соглашения нельзя будет достичь, поскольку Кремль может в этом случае выступить за военно-политическое соглашение. Вести переговоры об ограниченном военно-политическом соглашении будет не намного легче, чем вести переговоры о более широком военно-политическом соглашении, поскольку возникает такая же проблема. Если Англия и Франция согласятся с советской трактовкой статьи 6 и если они предложат, чтобы ограниченное соглашение содержало положение, предусматривающее дальнейшие переговоры с целью распространения соглашения на другие государства, то вполне возможно, что в Кремле спросят, почему такие переговоры не могут вестись параллельно с военными переговорами, поскольку несогласованным остается только один пункт – определение косвенной агрессии. В этом случае создастся положение, которого можно достичь в любом случае, если союзники все еще будут стремиться к достижению более широкого договора.

Имеются в виду параллельные переговоры о несогласованном пункте или пунктах, относящихся к политическим статьям более широкого соглашения и военным проблемам, связанным с соглашением.

Если Англия и Франция действительно начнут военные переговоры и если решат, что они будут происходить в Москве, то желательно, чтобы на переговоры Англия послала хотя бы одного офицера высокого ранга. Русские ожидают, что к ним будет проявлено такое же отношение, как и к французам, и, во всяком случае, не менее хорошее, чем к полякам. Для Советского правительства может быть обидным, если английское правительство не пошлет сюда кого-нибудь в таком же ранге607.

Письма Бонне Корбену и Галифаксу, письмо Стрэнга в форин офис публиковать не собирались, и им, как и большинству таких документов, верить можно. Они отчетливо показывают, насколько французы встревожены усилением агрессивных настроений Германии, медленно, но верно ведущей Европу к большой войне, насколько хорошо английский спецпредставитель понимает, к чему может привести прекращение переговоров с Кремлем. Тревога и озабоченность сложностями, возникшими на переговорах из-за неуступчивости Англии, с одной стороны, и упрямства Кремля, который преследовал неясные пока для Англии и Франции цели – с другой, толкали Францию, для которой опасность подвергнуться агрессии была наиболее вероятной, и Англию, взявшую на себя обязательства по защите третьих стран, в объятия Советского Союза. Большевистская Россия, таким образом, превращалась из многолетнего заклятого врага в самого верного союзника.

Оценив все риски, Бонне и Стрэнг, один – в Париже, другой – в Москве, независимо друг от друга, пришли к одинаковому и однозначному выводу: для того, чтобы Гитлер не начал войну, необходимо и дальше соглашаться на советские требования, какими бы абсурдными и нелепыми они не были, и продолжать переговоры, как угодно долго и сколь бы бессмысленными они не казались. У Франции просто не было другого выхода, и она готова была подписать соглашение практически на ЛЮБЫХ условиях. В Москве это прекрасно понимали, но вместо того, чтобы искать компромиссы, проводили очень жесткую политику, буквально выкручивая руки своим партнерам по переговорам. Сегодня хорошо известно, к чему это привело: именно Советский Союз больше всех пострадал от преступной политики Сталина и его шайки. Кроме того, нельзя