Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

Несмотря на некоторое сопротивление и утаивание, надо признать, что ни в одном другом великом государстве неповиновение не было бы на столь низком уровне, как здесь» 27. Однако уже через год Германия решила полностью отказаться от «унизительных» инспекций, объявив, что свои обязательства по разоружению она выполнила, и отныне инспекциями, согласно ст. 213 Версальского договора, может заниматься лишь Лига Наций (сами немцы еще не входили в эту организацию). Тогда англичанам и французам удалось добиться согласия немцев на проведение последней, генеральной союзнической инспекции, но та идиллическая картинка, которую д’Абернон нарисовал в своем дневнике, ушла в прошлое. Против продолжения инспекций категорически выступил рейхсвер. Военные так раздражены контрольными миссиями, пугал итальянского посла Мальцан, что могут отказаться «защищать дипломатический корпус в Берлине от насилия голодной толпы» 28. От своего заместителя не отставал и Штреземан, предупредивший бельгийского посла, что возвращение офицеров контрольной комиссии может привести к их гибели от рук разъяренных рабочих 29. При подстрекательстве различных политических сил такое было вполне возможно. Многие политические партии специально раздували протестные настроения и требовали прекратить инспекции. «Господин министр, — говорилось в письме, написанном депутатами рейхстага от Немецкой национальной народной партии Штреземану, — пришел час освободить Германию от позорного военного контроля» 30. Последняя инспекция, прошедшая в конце 1924 года, выявила много нарушений Версальского договора, но никаких реальных шагов, каких-то санкций со стороны Союзников не последовало. Англия и Франция не хотели омрачать реализацию плана Дауэса и наметившееся потепление отношений с Германией после деэскалации Рурского конфликта.

В последующие годы вооружение Германии проходило по четко очерченной схеме. Генералы во главе с Сектом старались в обход версальских ограничений возродить германскую армию, а Штреземан прикрывал «генеральскую» линию, демонстрируя во внешней политике миролюбие Германии и желание изменить отдельные положения Версальского соглашения исключительно дипломатическими переговорами. К прямым политическим столкновениям между руководством рейхсвера и внешнеполитического ведомства это не приводило. Генералы понимали, что армия была еще слишком слаба и нуждалась в дипломатическом прикрытии, но между двумя структурами всегда существовали взаимные подозрения и недоверие. «Наша борьба, — указывалось в меморандуме рейхсвера в июне 1924 года, — была направлена не столько против Франции, сколько против министерства иностранных дел... Пока рейхсвер и министерство иностранных дел не движутся в одном направлении — к военной подготовке народа, положение не улучшится ни во внешних делах, ни во внутренних» 31. Сект называл Штреземана flaumacher, что переводится как «пораженец», но может толковаться в данном случае и как «умиротворитель», употребляя это слово в негативном смысле. Известно, что рейхсвер вел секретную прослушку телефонов министерства иностранных дел и читал сообщения иностранных дипломатов из Берлина, не ставя в известность ведомство Штреземана о содержании расшифрованных документов 32. Генералам надо было знать, что замышляют дипломаты, чтобы вовремя реагировать на возможные угрозы созданию новой армии. Поскольку делали они все тайно, никаких открытых скандалов с МИДом у рейхсвера не возникало. Когда в октябре 1926 года Секта отправили в отставку (он совершил политическую ошибку, пригласив на маневры рейхсвера наследного Гогенцоллерна), Штреземан был этому искренне рад. Спустя два месяца он признался Остину Чемберлену, что так и не понял, «скрывала ли молчаливость Секта его большие способности или просто означала отсутствие ума» 33. С преемниками Секта работать Штреземану, конечно, было легче, но политику они проводили ту же самую.

Правда, совсем без скандалов с участием дипломатов и военных все же не обходилось. В декабре 1926 года, во время очередного правительственного кризиса и в тот самый момент, когда Штреземан вел в Женеве переговоры об окончательной ликвидации союзнической контрольной комиссии, социалисты потребовали в рейхстаге разъяснений по поводу тайного сотрудничества рейхсвера с Советской Россией 34. У Штреземана давно существовали подозрения, впрочем, ничем не обоснованные, будто «социал-демократы могут воспользоваться случаем, чтобы запретить рейхсвер, вооружить рабочих и создать республиканскую народную армию» 35. Теперь, казалось, эти подозрения находили подтверждение, хотя действия социалистов были направлены не против рейхсвера, а против коалиционного правительства Вильгельма Маркса. В любом случае международного скандала не получилось. Штреземан сумел «замять дело». Да и внутренний скандал затих на удивление быстро. Коммунистов возмутила сама возможность военного сотрудничества СССР с буржуазной Германией, а правые партии постарались доказать, что планы такого сотрудничества — дела давно минувших дней и к настоящему времени никакого отношения не имеют 36.

Никто из локарнитов не захотел подвергать сомнению «дух Локарно». «Пожалуйста, помогите, чем можете», — отчаянно просил Остин Чемберлен английского посла в Берлине, требуя найти компромисс в решении о контрольной комиссии. Чемберлен, находившийся, как и Штреземан, на переговорах по разоружению в Женеве, опасался, что нерешенность вопросов контроля пагубно отразится на общественном мнении во всех европейских странах и находил положение «близким к катастрофе» 37. Любопытно, что бывший канцлер Шейдеман, который выступил в рейхстаге с этой, наделавшей много шума разоблачительной речью, обосновывал ее все той же заботой о «духе Локарно». «Внешняя политика, которую сегодня проводит господин Штреземан, — объяснял свои мотивы экс-канцлер, — станет невозможной. Мы должны ясно заявить, что большинство немцев не имеют к этому (военному сотрудничеству с СССР. — И. Т.) никакого отношения и что мы хотим честно соблюдать заключенные Германией соглашения» 38. Репутация Штреземана была настолько высока, что многие социалисты не верили, будто он мог что-либо знать о военном сотрудничестве с большевиками.

При жизни Штреземана все так и продолжалось. Рейхсвер перевооружался, а германские дипломаты обеспечивали этому процессу мирное прикрытие. Своей политикой Штреземан добился для Германии максимум того, чего было возможно достичь мирным путем. Он прежде всего изменил отношение Запада к Германии. Веймарской республике стали верить. Шаг за шагом Штреземан создавал для своей страны репутацию миролюбивого государства, готового исполнять возложенные на него международные обязательства. На практике это привело к признанию за Германией статуса великой державы, утерянного ею после войны. Германия вернулась на подобающее ей место в мировой политике. Одна из задач, которую ставили перед собой немецкие реваншисты, оказалась выполненной. Решение остальных тоже продвинулось вперед. Наступила определенность с репарациями, была достигнута договоренность об освобождении Рейнланда, успешно продолжалось вооружение рейхсвера. Все это осуществлялось исключительно мирными, дипломатическими средствами, в рамках версальской системы. После смерти Штреземана его курс продолжил Брюнинг. Этому веймарскому политику удалось добиться дальнейшего послабления в вопросе о репарациях. Германии оставалось сделать буквально один шаг до их полной отмены. Брюнинг вплотную приблизился к признанию за рейхсвером равных с другими армиями прав. Это, конечно, размывало версальскую систему, но в целом не выходило за рамки