РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937 - Андрей Анатольевич Смирнов

– у курсантов «бедный язык», «недостаточно связное изложение», «пунктуация – слабое место», некоторые же и вовсе пишут «керпичи», «виревка», «москва» (со строчной буквы) и т. д. (Московская школа)299…

Выпускные испытания ускоренного курса Саратовской бронетанковой школы в июне 1936 г. выявили, что выпускники обладают «слабыми знаниями грамматики, слабой культурой речи и исключительно слабым знакомством с художественной литературой», по математике тоже «подготовлены слабо» (хотя задания им дали элементарные). Расследование показало, что в ходе учебы к «ускоренникам» предъявляли низкие требования и завышали им оценки – но иначе и быть не могло: та же раздача выпускникам «достаточно серьезных» математических задач, «по заявлению преподавателей, могла принести массовые неуды». Ведь из 46 экзаменовавшихся лишь от 8,5 до 12,8 % имели к моменту поступления в школу полное или неполное среднее образование; 23,9 % закончили лишь 5 классов, 21,7 % – лишь 4 класса, 28,2 % – всего 3 класса, а 6,5 % вообще никогда не учились в общеобразовательной школе300.

Столь же закономерно провалилась и попытка дать полное среднее образование принятым после 1932 г. «ускоренникам» Горьковской бронетанковой школы. «Выпускаемый весной ускоренный выпуск малограмотен, – признал 10 марта 1936 г. инспектор автобронетанковых войск РККА комкор К.А. Стуцка. – Большинство будут иметь хорошую подготовку за низшую школу или за 5 лет»301.

При охарактеризованных выше условиях реальное (а не на бумаге) полное среднее образование не могли получить и преобладавшие среди приемов 1934–1936 гг. лица с 7–8 классами.

Конечно, их уровень был значительно выше, чем у поступавших до 1933-го. «1-й курс в целом имеет приличную общеобразовательную подготовку […], – отмечал, например, 31 января 1935 г. инспектировавший Татаро-Башкирскую объединенную военную школу начальник 1-го отдела УВУЗ РККА С.А. Смирнов. – Только этим объясняется удовлетворительное усвоение им вопросов общей тактики, стр[елково] – арт[иллерийского] дела и курса математики»302. Впоследствии выявилось, что эти курсанты приема 1934 года слабо владеют графикой оформления карт, но у приемов 1935–1936 гг. не было и этого недостатка. В изучении математики, значилось в акте инспектирования Томской артиллерийской школы (январь 1936 г.), «в лучшую сторону выделяется первый курс, имеющий лучшую математическую подготовку при поступлении»303… Но нельзя забывать, что прилично образованы приемы 1934–1936 гг. были лишь по сравнению с совсем неграмотными наборами предыдущих лет. Ведь прочных знаний тогдашняя общеобразовательная школа не давала. На испытаниях при приеме в артиллерийские школы в 1934 г. выявилось не только неглубокое знание кандидатами в курсанты алгебры и геометрии («главные формулировки, голые примеры без понимания внутреннего содержания и связей законов и формул» и все), но и «слабая проработка арифметики, являющейся фундаментом дальнейшего развития курса, ключом к ясному пониманию алгебры и геометрии. […]

Многие, например, кандидаты не могут правильно написать 5—6-значное число, в особенности, если в середине встречаются нули.

Слабо справляются и с устным счетом.

Нет четкой техники письменных вычислений. Нет представления о правилах десятичной системы. Смутное знакомство с метрическими мерами. Путаница [в. – А.С.] терминологии четырех действий [арифметики. – А.С.]. Неосведомленность о законах действий.

Непонимание действий с обыкновенными и десятичными дробями. Незнакомство с такими важными понятиями как отношение, пропорция.

[…] Задачи, легко разрешаемые простыми логическими рассуждениями, решаются даже не при помощи составления пропорции, а какими-то кабалистическими приемами»304…

Кроме того, в 1934–1935 гг. в военные школы хоть и реже, но еще принимали и тех, кто, закончил лишь 1–3 класса, а то и не имел «вообще никаких общеобразовательных знаний»305. А если учесть еще и сохранение в военных школах низкой требовательности, порочной методики преподавания, а до осени 1936-го и порочной же системы комплектования учебных групп, то не придется удивляться тому, что сохранившиеся материалы инспектирования военных школ/училищ за 1935 – первую половину 1937 гг. содержат только низкие оценки общеобразовательного уровня будущих командиров:

– «общеобразовательная подготовка остается крайне низкой», «записи малограмотны», «географию не знают», «математические знания у большинства нетвердые» (Школа червонных старшин, март 1935 г.);

– результаты общеобразовательной подготовки «продолжают оставаться изначальными – плохими» (Белорусская объединенная военная, март 1935 г.);

– общеобразовательная подготовка может быть признана лишь удовлетворительной, «у курсантов нет еще твердых знаний» (Московская пехотная, июль 1935 г.);

– «по математике больным вопросом остается арифметика: простые и десятичные дроби, скобки и проч[ие] элементарные знания у курсантов отсутствуют»; «по русскому языку грамотность слаба, курсанты делают много ошибок в простейших словах, нет умения ясно изложить свою мысль» (Томская артиллерийская, июль 1935 г.);

– «арифметика остается по-прежнему больным местом математической подготовки», грамотность тоже недостаточна (Омская пехотная, июль 1935 г.);

– «обращает на себя внимание полная безграмотность в письме курсантов при всех работах» (Объединенная военная имени ВЦИК, сентябрь 1935 г.);

– общеобразовательная подготовка курсантов 1-го и 2-го курсов (то есть приемов 1933 и 1934 годов. – А.С.) лишь с натяжкой удовлетворительная (Среднеазиатская объединенная военная, сентябрь 1935 г.);

– налицо «обилие безграмотных записей у курсантов» (2-я Ленинградская артиллерийская, май 1936 г.);

– «общеобразовательная подготовка курсантов» «слабая (ниже семилетки), особенно русский язык и математика» (Татаро-Башкирская объединенная военная и Горьковская, Ульяновская и Саратовская бронетанковые, конец 1935/36 учебного года);

– налицо «слабое знание русского языка» (Омская объединенная военная (бывшая пехотная) и Томская артиллерийская, январь – февраль 1937 г.);

– налицо «крайне невысокое знание курсантами арифметики», задачи на проценты решают «с трудом» (Объединенная военная имени ВЦИК, февраль 1937 г.);

– «пройденное курсанты знают непрочно»; при контрольных поверках по математике и русскому языку соответственно 55 % и 70 % получили «плохо» (Рязанская пехотная, февраль 1937 г.);

– изучению алгебры мешает незнание арифметики, формулы зазубриваются механически (Татаро-Башкирская пехотная, февраль 1937 г.);

– налицо «общий низкий уровень грамотности» (Рязанское пехотное училище, апрель 1937 г.);

– «отмечается слабое умение курсантов связно формулировать свои мысли и дать правильный пересказ прочитанного короткого отрывка из рассказа» (Казанское пехотное училище (бывшая «Татбашшкола», июнь 1937 г.) 306.

Курсанты Школы червонных старшин еще и в конце 1936 г. писали протоколы комсомольских собраний таким языком: «Т. Ботиевского сключить скомсомола за нехотел вчится в школе за нарушея дисциплини иза симуляцию» (орфография и пунктуация подлинника сохранены) 307. На то, что школа была украинизированной и курсантам (в большинстве этническим украинцам) трудно было переключаться с русской орфографии на украинскую, можно списать лишь две из семи допущенных в этой фразе (с точки зрения русского языка) орфографических ошибок; о стилистике же и говорить нечего…

«Из 3 преподавателей русского языка два сами малограмотны», – сообщал, докладывая 19 апреля 1934 г. о результатах инспектирования им Томской артиллерийской школы, начальник 1-го сектора УВУЗ ГУ РККА С.А. Смирнов308. Такая ситуация была, конечно, исключительной, но все-таки в начале и середине 30-х гг. низким общеобразовательным уровнем отличались и те, кто учил будущих командиров – строевой комсостав и преподаватели военных школ.

И отличались по той же причине.