РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937 - Андрей Анатольевич Смирнов

– Шаг-гом – мар-рш.

Как пошла наша Государева рота! Как отчетливо заходили плечами взводы, как чист был затылок и как однообразно лежали ружья. Шорох одобрения пронесся в Свите.

– Р-рот-та, кругом! мар-рш!

Ни один штык не зацепил за другой, как игрушка повернулась рота и пошла назад. Я вытянул роту по отделениям, завел плечом; построил фронт флангом к Государю и стал заводить роту так, чтобы она стала против Государя. Заходили великолепно, и, когда были против Государя, я скомандовал «прямо» и в пятидесяти шагах от Государя остановил роту и, не равняя ее, потому что знал, что она была так выровнена, что не нужно было особо равнять, скомандовал «на плечо» и «на караул»396…

И вот, наконец, тот конечный результат, ради которого и проводится интенсивная строевая подготовка и поддерживается строгий внутренний порядок:

«Мы и «вольно» идем в полном порядке.

«Левой! Левой! Левой!» – отдается в мозгу. Бездумна голова, тело без желаний. Строй, песня поглотила его»397.

Человек настолько привык постоянно подчинять свою волю правилам, что постоянно внутренне собран, способен полностью отрешаться от своего «я», а определенные действия выполняет уже автоматически. Это и есть настоящая дисциплинированность.

«Юнкера здесь, – подтверждает посетивший Павловское училище в 1913 г., в бытность свою кавалерийским юнкером, А.Л. Марков, – каждый в отдельности и все вместе, постоянно сохраняли подтянутый и «отчетливый» вид, точно все время находились в строю, даже проходя в свободное время по помещениям училища, старались держать строевой шаг». Судя по воспоминаниям Маркова, П.Н. Краснов отнюдь не преувеличил успех проведенного им летом 1889 г. в качестве фельдфебеля роты Его Величества ротного строевого учения в присутствии Александра III: «с батальоном Павловского военного училища на парадах в Петербурге не могла конкурировать ни одна из частей гвардейской пехоты», его «безукоризненный строй» «и все перестроения возбуждали всеобщий восторг и восхищение»398.

Вспомним теперь, как даже после ужесточения в 1934 г. требований к дисциплине советских курсантов удалось приучить (и то не везде) держаться по-строевому и соблюдать внешнюю дисциплину лишь в присутствии начальника. И неудивительно: это ужесточение требований проявилось почти исключительно в строевой подготовке (да и то за вычетом одиночной) и почти не коснулось внутреннего порядка…

Под стать Павловскому было и Николаевское кавалерийское училище. У нас, подчеркивал бывший николаевец А.Л. Марков, «чинопочитание, дисциплина и отдание чести возводились в настоящий культ, равно как и блестящее строевое воспитание или «отчетливость», которыми мы гордились и щеголяли. Это была облагороженная и доведенная до истинного совершенства военная школа, марка которой оставалась на людях всю их жизнь». В результате «мы были приучены с юнкерских лет к дисциплине»399.

В Павловском училище внутренний порядок, строевая подготовка и – как следствие – дисциплина были доведены до идеала, однако разрыв в этом отношении между ним и большинством других был невелик. Вот, например, Одесское пехотное юнкерское училище – традиции которого «заключались в строгом и неуклонном исполнении Воинских Уставов Русской Армии». «Когда в училище подавалась команда «Смирно», – вспоминал окончивший его на рубеже XIX – ХХ вв. генерал-майор Красной Армии В.В. Глазатов, – то старший офицер смотрел не на юнкеров, а на кончики штыков – попробуй только шевельнуться, сразу же все видно. Какая была строевая выправка!»400

Вот Московское военное училище в воспоминаниях учившегося в нем в 1901–1903 гг. Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова: «За чистотой и опрятностью в одежде строго наблюдали как портупей-юнкера, так и строевые офицеры, причем за неряшливо одетых юнкеров обычно взыскивали с отделенных и взводных портупей-юнкеров, не говоря уже про самого юнкера»401. Требовательность, для советских военных школ начала и даже середины 30-х гг. немыслимая…

Вот Иркутское военное училище 1910–1912 гг. в описании учившегося в нем тогда ротмистра П.В. Шапошникова: даже если в училище поступали не кадеты, а штатские юноши, то «через месяц их уже нельзя было отличить от остальной массы юнкеров: они так же ловко поворачивались и щелкали каблуками, как и все. Их постепенно «забирали в руки», выпрямляли корпус, разворачивали плечи, ставили прямо голову и приучали иметь «вид веселый, но без улыбок», согласно строевого устава! […] С первого дня и до производства в офицеры, юнкер не оставался никогда без наблюдения своего взводного, отделенного – портупей-юнкеров»402…

Виленское пехотное юнкерское (с 1910 г. – военное) училище в начале ХХ в. вообще величали так же, как и Павловское – «дисциплинарным батальоном»: «суровый режим», «образцовая дисциплина и совершенство военной выправки» были его визитной карточкой. В бытность начальником его Генерального штаба полковника П.Ф. Клауза, в 1890–1894 гг., это училище прозвали даже «Сморгонской академией» – по аналогии с прозванной так школой дрессировки медведей в белорусском местечке Сморгонь. Ведь Клауз «довел строевую «муштру» до крайних пределов совершенства». До «акробатизма» доходила она и при полковнике Б.В. Адамовиче, в 1909–1914 гг.; об особых «виленских» выправке, равнении и строевом шаге ходили легенды еще и в 1916-м. «За два месяца, – писал учившийся в Виленском в 1901–1904 гг. полковник П.А. Морозович-Цырас, – у молодого юнкера вырабатывались подтянутость, точность и элегантность во всех движениях», «отданием чести и строевой муштрой мы всегда стремились перещеголять друг друга». Результатом этого «сурового режима» было «глубокое внедрение понятия о воинской дисциплине»403…

В Киевском пехотном юнкерском училище – как свидетельствовал учившийся там в 1890–1892 гг. генерал-лейтенант А.И. Деникин – внутренний порядок и дисциплинарная практика вначале были не столь жесткими, как в Павловском и других, «отличавшихся несравненно более суровой дисциплиной, даже механизацией жизни». В отличие от других училищ, в Киевском портупей-юнкера покрывали те нарушения дисциплины, которые не осуждались юнкерскими традициями, а вне службы, «по большей части», были для подчиненных «Иван Иванычами или Ванями, смотря по близости отношений»; «только фельдфебели держались более официально». Однако требовательность в строевой подготовке была на высоте и здесь. «Одиночное [строевое. – А.С.] обучение и гимнастика скоро преображали бывших гимназистов, семинаристов, студентов в заправских юнкеров, создавая ту особенную военную выправку, проявлявшуюся во всем – в походке, в манере держать себя и говорить, которая не оставляла многих до старости, до смерти и позволяла отличить военного человека под каким угодно одеянием». Соответственно, и «воинская дисциплина, в смысле исполнения прямого приказа, и чинопочитание» тоже «стояли на должной высоте». А в последующие годы и младшие командиры Киевского училища в своей дисциплинарной практике стали руководствоваться исключительно уставом404; повысилась и требовательность офицеров. В бытность начальником училища полковника Б.В. Адамовича, в 1907–1909 гг., «малейшая шероховатость в выправке, в отдании чести, в ответах на летучие вопросы, задававшиеся командиром