«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная

белых армий, организовывавшие при поддержке Антанты вербовку в антисоветские вооруженные формирования, воспринимались немецкой стороной в качестве большевистских агитаторов и всячески выпроваживались из лагерей[267]. Для пресечения распространения коммунистической пропаганды комендатуры отделяли мнимых и действительных активистов от остальной массы и препровождали их в другой лагерь или в места заключения[268].

Образ русских военнопленных как потенциальной большевистской угрозы внутри Германии был использован Веймарским правительством в стремлении улучшить взаимоотношения со странами-победительницами. Пытаясь смягчить эффект военного поражения и вновь найти свое место в европейском концерте, военные и дипломатические ведомства представляли Германию в качестве последнего бастиона перед рвущимися в Европу коммунистическими ордами. В адрес представительств Антанты регулярно поступали уверения немецкой стороны, что «…для Германии в первую очередь стоял вопрос победы над большевизмом в собственной стране. В глазах немецкого правительства большевизм — враг любой цивилизации. Для Германии возможность быть форпостом в борьбе с ним снижается из-за тяжелых условий перемирия и продолжающейся блокады». И только в случае смягчения навязанных условий она способна остановить «красную волну с востока, вредному воздействию которой не смогут противостоять страны Антанты»[269].

Вершиной возможного сотрудничества победителей и побежденных в сопротивлении большевизму виделись военные действия в Прибалтике. Значительное число русских военнопленных офицеров — выходцев из прибалтийских провинций — были завербованы в формирования П.Р. Авалова-Бермондта, которые под именем «Западнорусской армии» воевали вместе с Фрайкором против Красной армии[270]. Как отмечают X. Ляйдингер и В. Моритц, неожиданный успех данной операции продемонстрировал Антанте, какую опасность кроет в себе вербовка военнопленных и как легко «направленная против красной Москвы» военная инициатива может противоречить ее интересам. С запретом союзников на дальнейшее пребывание немецких частей в Прибалтике попытка немецкой стороны найти свое место в стане победителей потерпела окончательное поражение[271]. 2 августа 1919 г., после длительных совещаний и подсчетов, страны Антанты передали русских военнопленных на попечение германскому правительству[272].

Э. Виллис, напротив, считает, что в основе отказа победителей от использования потенциала русских военнопленных лежали исключительно экономические расчеты. Нежелание брать на себя финансовые расходы, которые «никогда не окупятся», оказалось сильнее, чем страх перед вступлением вернувшихся военнопленных в армию большевиков. Именно это безразличие союзников автор считает грубейшей военной и политической ошибкой: по его мнению, привлечение накормленных, одетых и обученных солдат и офицеров в антибольшевистские формирования смогло бы изменить течение европейской истории[273].

Планы Антанты по передаче военнопленных в ведение Германии вызвали серьезное беспокойство сибирского правительства. МИД настаивал на создании в Берлине собственной комиссии для контроля за проведением эвакуации. Планировалось использовать момент для того, чтобы заставить немцев удалить из Германии советскую делегацию и добиться признания представительства Колчака. По замыслам последнего, Веймарское правительство должно было бы за свой счет предоставить нужный тоннаж и репатриировать военнопленных в соответствующие области Сибири, севера и юга[274]. Недостаточная активность в реализации этих намерений объясняется усвоенным контрреволюционными правительствами представлением о просоветской ориентации пленных. В связи с этим высказывались опасения, что они «заразят большевизмом Сибирь, не говоря уже о том, что последняя совершенно не подготовлена к принятию нескольких сотен тысяч озлобленных людей»[275]. Только с осени 1919 г., когда вопрос был уже фактически разрешен в пользу Советской России, в Берлине начала действовать Русская делегация по делам военнопленных и беженцев во главе с С.Д. Боткиным, которая так и не была признана германским правительством[276].

Отказ союзников от опеки над русскими военнопленными большевики восприняли как свою окончательную победу. М.М. Литвинов на страницах эмигрантской печати сразу же заявил о провале агитации в добровольческие армии и требовал ввести в Межсоюзную комиссию советского представителя. Одновременно он попытался оказать давление на английскую сторону, упорно не желавшую вести переговоры с большевиками[277]. 28 февраля 1920 г. между советским и английским правительствами было заключено соглашение о возвращении в Советскую Россию бывших военнопленных, находившихся в нейтральных странах. Представители антибольшевистских правительств не сочли возможным противодействовать данному соглашению и ограничились лишь декларацией о недопущении насильственной эвакуации в Советскую Россию[278]. В апреле 1920 г. на заключение подобного договора с большевистским правительством пошла и Франция[279].

19 апреля 1920 г. между Германией и Советской Россией было подписано Соглашение об отправке на родину военнопленных и интернированных лиц обеих сторон. Реализацию договора задержала советско-польская война, поэтому к началу октября 1920 г. в германских лагерях все еще оставалось 120650 военнопленных солдат и 945 офицеров[280]. 7 июля этого же года было подписано Дополнительное соглашение, согласно которому в Москве и Берлине учреждались миссии по делам военнопленных. Данные организации получили возможность контакта с пленными, апелляции к учреждениям в случае нарушений, а также могли издавать собственный бюллетень[281]. Реальным последствием подписания документов стал запрет германских военных органов на осуществление антибольшевистской агитации в лагерях военнопленных. Вербовка в белые формирования среди военнопленных старой и Красной армии с этого момента продолжала осуществляться только на территории Польши[282].

Несмотря на это, напряженные отношения Советской России с новыми государствами на ее западных границах не позволили немецкой стороне возобновить регулярную отправку; перспективы же эвакуации морем были перечеркнуты топливным кризисом в обеих странах[283]. Организация транспортировки через Прибалтику стала возможной только после заключения Советской Россией мирных договоров с Эстонией, Литвой и Латвией зимой 1920/1921 гг.

Передача организованному в Берлине Советскому Бюро полномочий по репатриации привела к всплеску большевистской агитации в лагерях. Представительство, которое длительное время оставалось единственной советской миссией на территории Германии, превратилось в настоящий штаб германской революции. С первых дней существования организации его глава Виктор Копп повел переговоры об освобождении находившегося в заключении К. Радека и пытался наладить советско-германский товарообмен под прикрытием Швеции. На первое место в своей миссии он ставил не столько репатриацию, сколько прорыв экономической блокады Советской России[284].

В мае 1920 г. под предлогом необходимости обсуждения деталей отправки в Бюро были вызваны представители лагерных комитетов. За кулисами Совещания, в котором участвовали делегаты от 43 лагерей и рабочих команд, им было предписано присоединиться к деятельности «Русской секции при КПГ». В обязанности ее членов входило установление контактов между лагерями, распространение литературы, организация пропаганды[285]. Некоторым лагерным комитетам, действительно, удалось наладить тесные связи с немецкими коммунистами. При активном участии последних отправка очередных партий военнопленных на родину превращалась в большевистские демонстрации[286].

В разгар советско-польской войны в июне 1920 г. в первом номере «Известий Русского бюро военнопленных» было опубликовано «Воззвание ко всем офицерам, где бы они не находились», подписанное Особым совещанием перешедших на сторону большевиков