«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная

В ситуации плохого обеспечения и постоянного голода излюбленным местом для военнопленных солдат стала кухня. Работа здесь считалась особой привилегией. После разрешения организовывать в смешанных лагерях национальные кухни русская чайная стала местом «ежевечернего столпотворения» и обмена информацией, в том числе и политического характера[312]. Местом духовного утешения и убежищем от угнетающей действительности в лагерях стали церкви, которые маркировались пленными как «свое», недосягаемое для «чужих» пространство, поэтому чаще всего они использовались как комнаты для совещаний при подготовке побегов.

Одновременно негативно и позитивно военнопленные воспринимали лагерные госпитали. Во время частых эпидемий лазареты воплощали в себе облик неминуемой гибели: нехватка медикаментов и обслуживающего персонала привела к тому, что больные не получали достаточного ухода, лежали рядом с умершими и практически не имели шансов на выздоровление. Упорядочивание системы лагерей означало и улучшение медицинской организации. На более поздних этапах попадание в лазарет обещало пребывание в относительно чистом помещении, освобождение от тяжелых работ, дополнительный рацион мяса, хлеба и даже шоколада[313]. Кроме того, пациенты госпиталей пользовались сочувствием товарищей и поддержкой лагерного комитета, жертвовавшего им большую часть продуктовых и вещевых посылок. Неслучайно каждое утро к лагерному околотку выстраивалась целая очередь мнимых и действительных больных. Специализированные лазареты (для туберкулезников и психических больных), размещенные вне пределов лагеря, рассматривались военнопленными как менее охраняемая территория, с которой проще совершить побег[314].

Важную роль при формировании пространства нового опыта плена для русских солдат и офицеров сыграло постоянное перемещение. Принудительный труд в немецком народном хозяйстве обусловил их отправку из основных лагерей в рабочие команды, тыл и прифронтовые зоны, сезонные переводы из сельскохозяйственных на промышленные предприятия. Из-за нехватки специалистов различного рода в лагерях проводился целенаправленный отбор, после которого военнопленные определенных профессий распределялись по разным районам страны. Практиковалось регулярное перемещение истощенных работников с оккупированных территорий на отдых в тыл империи[315]. Кроме того, вследствие постоянного дефицита сельскохозяйственных рабочих были заключены соглашения о переводе русских солдат в Германию из Австро-Венгрии[316]. Оттуда же возвращали беглых и пойманных офицеров, которые направлялись в штрафные лагеря. Солдаты, согласно договорам, оставались на территории страны, где они были задержаны[317]. После принятия решения о намеренном смешении национальностей между лагерями начался обмен крупными партиями англичан, русских и французов[318].

Постоянные перемещения ожидали военнопленных в случае их принадлежности к определенной группе. Так, санитарный персонал и священники направлялись в разные лагеря с целью их равномерного распределения. В 1915 г. ПВМ разрешило соединять в одном лагере ближайших родственников. Представители национальных меньшинств подлежали сбору в агитационных лагерях. После заключения соглашений между державами-противницами на Восточном фронте распространилась практика интернирования тяжелобольных военнопленных в нейтральных Швейцарии и Дании с промежуточными сборами в специальных лагерях для медицинского освидетельствования. Тем самым миграция внутри лагерной системы давала военнопленным возможность развеять монотонность принудительного существования, позволяла осуществлять обмен информацией между лагерями и различными категориями пленных и расширяла пространство нового опыта.

РАЗМЕЩЕНИЕ И ОБЕСПЕЧЕНИЕ

В распоряжениях немецкого военного командования от августа 1914 г. пленных рекомендовалось сосредотачивать в палаточных лагерях вблизи гарнизонов и строго отделять от гражданского населения. Условия размещения определялись из расчета 18 кв. м на старшего офицера, 12 кв. м на младших и 2,5 кв. м на унтер-офицеров и солдат. Низшим чинам полагалось выдавать соломенный мешок, 2 одеяла, полотенце и столовый прибор[319]. Однако в первые же месяцы наплыв военнопленных превысил ожидаемое количество и вынудил в спешном порядке создавать временные убежища (землянки, палаточные лагеря), в которых не выдерживались установленные нормы санитарного, продовольственного и материального обеспечения.

Только к середине февраля 1915 г. удалось выработать общие для всех лагерей нормы. Пища определялась простая, но достаточная для поддержания рабочего состояния. Тогда же ПВМ решило поставить питание военнопленных на научную основу. В качестве консультанта по этому вопросу был приглашен директор Кенигсбергского сельскохозяйственного института профессор А. Бакхаус. В апреле в лагеря было разослано распоряжение, регламентировавшее количество, качество питания и совмещение продуктов. Дневная норма на одного военнопленного была установлена в 2700 калорий, из которых 85 г. составлял белок, 40 г. жиры и 475 г. углеводы. Естественно, что соблюдение установленных норм на местах зависело от поставщиков и компетенции сотрудников комендатур. В некоторых лагерях были созданы свои огороды и животноводческие хозяйства, чтобы хоть частично компенсировать растущий дефицит продуктов. В ходе войны определенные нормы не раз пересматривались в сторону уменьшения в связи с ухудшением обеспечения в Германии и возрастанием роли принудительного труда. В марте 1916 г. калории перераспределили в зависимости от трудовой деятельности: неработающему пленному теперь полагалось 2100 калорий, занятому на тяжелых работах — 2900 калорий. Как считает У. Хинц, достаточное питание в условиях морской блокады рассматривалось в Германии не как дол г честного ведения войны, а как инструмент достижения экономических и политических целей[320].

Источники позволяют реконструировать не только общие нормы калорийности, но и лагерное меню, а также реакцию на него самих потребителей. В июне 1915 г. в Берлин на специальные курсы были собраны офицеры большинства лагерей, ответственные за организацию питания. Основываясь на результатах работы созданной при ПВМ экспериментальной кухни, профессор Бакхаус рекомендовал образцовое меню, состоявшее из различного рода похлебок (соевой, молочно-кукурузной, фасолевой) и картофельных блюд (с соевой мукой, селедкой, шпинатом)[321]. С течением времени на смену даже столь неприхотливым продуктам пришли многочисленные суррогаты. Во второй половине 1916 г. употребление мяса сократилось до одного раза в неделю, с января 1917 оно окончательно исчезло из рациона[322]. В Вюртемберге с зимы 1916 г. в рацион пленных ввели конину. Причем, комендатурам рекомендовалось кормить ею исключительно русских солдат, так как более восприимчивые к качеству пищи французы сразу же распознавали замену и высказывали резкий протест[323].

Русские военнопленные, практически не получавшие продуктовой помощи из России и привязанные, таким образом, к немецкому рациону, постоянно жаловались на недостаточность и непривычность пищи. В своей статье о питании в лагерях Г. Альбрехт отмечал, что русские отказывались от неизвестных блюд в любой форме, поэтому некоторые ингредиенты им приходилось подавать в виде пюре и супов. Однако такая форма не могла удовлетворить требований привыкшего к большому объему пищи русского желудка, соответственно пленные данной национальности ощущали субъективное чувство голода[324]. Основные претензии вызывала слишком маленькая дневная норма хлеба, а также его состав из картофельной муки, шелухи и других примесей[325]. Кроме того, русские пленные жаловались, что любимая немцами кислая капуста вызывает у них расстройство желудка. Немецкое командование с оглядкой на судьбу собственных граждан в России предложило лагерям разбавлять капусту