«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная

которая выросла практически на пустом месте[297] и превратилась в достаточно громоздкую структуру. В прифронтовой зоне и на оккупированных территориях военнопленные оставались в ведении Верховного командования, фактически не связанного определениями международного права и контролем нейтральных организаций. В тылу империи лагеря и рабочие команды подчинялись командованию военного округа одного из армейских корпусов, при котором создавались специальные отделы и инспекции. В свою очередь, армейские корпуса контролировались соответствующим военным министерством. Унификацию условий содержания усложняла федеральная организация военных ведомств в Германской империи. Несмотря на координирующую роль Департамента размещения ПВМ, Баварское, Вюртембергское и Саксонское военные министерства имели возможность игнорировать рекомендации Берлина и реализовать на местах собственную политику. На протяжении войны чиновники ПВМ путем регулярных совещаний и обобщающих распоряжений пытались преодолеть пропасть, возникшую между центром и ведомствами на местах. Однако далеко не всегда их усилия увенчивались успехом.

КОНСТРУИРОВАНИЕ И ВОСПРИЯТИЕ ЛАГЕРНОГО ПРОСТРАНСТВА

По своему типу места содержания пленных разделялись на несколько категорий: проходные, основные (офицерские и солдатские), агитационные, штрафные лагеря, а также (с 1915 г.) сельские, промышленные и прифронтовые рабочие команды. Первый вид лагерей был в большей степени распространен на Восточном фронте, где в виду высокой заболеваемости требовалась карантинизация вновь прибывших[298]. В течение месяца пленные проходили процедуры дезинфекции и прививок, после чего они распределялись по основным лагерям и оттуда по рабочим командам. Иногда функцию карантина выполняла отделенная колючей проволокой от остальной территории лагерная зона с дезинфекционной камерой и прачечной. В агитационные лагеря на привилегированное содержание переводились представители национальных меньшинств Российской империи, в отношении которых немецкие военные органы планировали реализовать мероприятия сепаратистской пропаганды. Население штрафных лагерей составляли солдаты и офицеры, несколько раз предпринимавшие попытки побега, подозреваемые в шпионаже, саботаже и подстрекательстве товарищей к неповиновению лагерной администрации. Временно сюда на солдатский паек переводились офицеры, выбранные в качестве объекта межгосударственных репрессий[299]. Для солдат, отказывавшихся работать или обвиненных в нападении на охрану, были организованы неофициальные штрафные команды на горнодобывающих предприятиях. Здесь они находились под усиленной охраной, переводились на более жесткий режим содержания и привлекались к изнурительному физическому труду[300].

Главной единицей немецкой системы плена и своеобразным институтом социализации для вновь прибывших заключенных стал основной лагерь. Для обеспечения контроля над многотысячной массой использовался принцип разделения лагерного пространства на более мелкие зоны двойной колючей проволокой высотой в 2–2,5 метра. Крупные лагеря разбивались на кварталы широкими, хорошо освещенными улицами. Жизненно важные объекты — продуктовые склады, оружейная, прачечная, электростанция и бараки охраны — выносились за пределы лагеря. На наблюдательных постах размещались «пулеметы с достаточным запасом патронов и постоянным обслуживанием»[301]. В экстренной ситуации ворота закрывались, и заключенные полностью изолировались от внешнего мира. В основном лагере солдатам присваивался номер, выдавалось обмундирование с отличительными знаками, вновь прибывшие знакомились с распространявшимися на них немецкими дисциплинарными и уголовными нормами. Через основной лагерь осуществлялся обмен корреспонденцией с родственниками и благотворительными комитетами, сюда отправлялись на лечение больные из рабочих команд. Здесь новички изучали стратегии выживания, накопленные старожилами.

Иную конструкцию представляли собой офицерские лагеря. Старшие чины размещались преимущественно в немецких крепостях или пустующих казармах, переоборудованных с началом войны в жилые помещения для военнопленных. Согласно предписанию ПВМ об «Основах содержания военнопленных офицеров и солдат в Германии» от 15 февраля 1915 г., «офицерам предоставлялось маленькое, но подходящее для этого помещение, генералы размещались в отдельных комнатах»[302]. В соответствии с Гаагской конвенцией и по результатам переговоров с русским правительством для пленных офицеров было установлено денежное содержание в зависимости от ранга. Младшие офицеры получали 600 руб., старшие — 900, генералы — 1500 руб. в год по обменному курсу 1 марка — 44 коп.[303] Из предоставляемой суммы военнопленные офицеры покрывали расходы на питание, включавшее в себя пиво и легкое вино, оставшиеся деньги выдавались им на руки для покупки в лагерных лавочках дополнительных продуктов и необходимых предметов потребления. Пленным разрешалось получать из дома посылки, в том числе запрещенные к продаже в лагере шоколад и табак. После установления английской морской блокады ситуация с питанием в Центральных державах стремительно ухудшалась, что отрицательно сказывалось не только на военнопленных, но и на местном населении. В связи с этим офицерам противника было разрешено заказывать продуктовые пакеты за границей. Согласно отчетам комендатур, несмотря на царящую в Германии дороговизну и дефицит, через кантины из офицерских лагерей рассылались заказы на швейцарские часы, немецкие оптические приборы, мейсенский фарфор, украшения и музыкальные инструменты[304]. Этот факт подтверждает в своих мемуарах А.А. Успенский: «Вообще многие офицеры немало оставили своих денег в Германии, выписывая разные предметы: копии знаменитых картин, предметы роскоши для будущих подарков при возвращении домой»[305].

Для организации повседневной жизни группе в 5-10 офицеров было позволено иметь одного ординарца той же национальности. Отчеты крепости Кёнингштейн позволяют предположить, что генералам полагался собственный денщик, при условии, что он не служил этому же лицу до попадания в плен[306]. Немецкие органы старались вводить в быт высших чинов определенные улучшения. Например, в сентябре 1916 г. ПВМ предписало обеспечить всех лампами для чтения и письма[307]. В отличие от пленных солдат, которые уже с весны 1915 г. начали массово привлекаться к принудительным работам в структурах немецкой военной экономики, офицеры были освобождены от физического труда. Им была предоставлена возможность организовать свой досуг в виде театральных представлений и лекций на различные темы. Для поддержания физической формы офицеры за свой счет оборудовали теннисные корты, футбольные и гимнастические площадки.

Общая организация пространства за колючей проволокой предполагала наличие дополнительных мест прямого и косвенного контроля. Почти в каждом лагере имелись арестные камеры; плац, где военнопленные выстраивались на трехразовые ежедневные поверки, выполняли обязательные гимнастические упражнения, а также отбывали наказания, принятые в немецкой армии: бег по плацу с мешком песка за спиной, привязывание к столбу и т. д[308]. Здесь же проводился личный досмотр и изъятие запрещенных предметов. Пространство принуждения формировалось и символическим путем: все лагерные объекты были снабжены обозначениями на немецком языке[309], что постоянно напоминало пленным об их подчиненном статусе. Примечательно, что вокруг лагерей прифронтовой зоны немецкое командование проводило смену указателей, чтобы затруднить пленным попытку побега[310]. Колючая проволока превратилась для заключенных в напоминание о несвободе и подчиненном положении: «Эти постоянно следящие за тобой часовые ужасно действуют на нервы, вместе стремя рядами колючей проволоки и стоящими против лагеря 4-мя орудиями»[311]. Тем не менее, подчиняясь навязанной немецкими органами конструкции пространства, военнопленные сумели освоить его заново, придав определенным