Выписка из журнала маневренных карточек (За период с 04.07.1977 по 17.11.1998) - Павел Георгиевич Вишняков

и здесь первенство завоевывали и планку повышали мареманы. Морской класс демонстрировался везде, где только можно, но венцом освоения корабля, доверенного партией и правительством, была швартовка! Лихо, с буруном, развернуться кормой к причалу: «Активные в нос, полный назад, активные в корму на 180, полный вперед! Стоп, остановить активные!» – корабль, подрагивая, замер у причала, даже бросательные не подавали… Носом на выход, разумеется.

И вот однажды, в период весенних штормов, СКР-16 возвращался в базу. Уже на внутреннем рейде стало понятно, что швартовка будет тяжелая – ветер метров 12-15, снежные заряды с нулевой видимостью… Комбриг Бирюков, выйдя на связь, настойчиво порекомендовал Феде Стратевичу швартоваться носом – по пологой кривой плавно выйти параллельно к причалу, активными толкнуть корму, подать концы и притянуться на шпилях. Федя (это он сам потом рассказывал) представил себе ехидную физиономию своего друга-соперника Седлецкого и даже услышал его противный баритон: «Ну что, Федор Андреич, кишка-то тонка!», взбеленился и объявил свое решение швартоваться кормой. В воздухе посерьезнело – ветер был приличный, причал грозил открыться всего-лишь метров с 20-ти, активно забегали швартовые команды, разбирая концы, готовя бросательные…

В-общем, раза три СКР-16 появлялся кормой у первого причала, на котором к тому времени стояли, продуваемые ветром, Бирюков, начальник штаба Соколов и коллеги-командиры. Уже после второго неудачного подхода стало ясно – не выйдет, не получится швартовка, слишком ветер силён. Адреналин у Феди закончился после третьего захода и к нему вернулась способность прислушиваться к окружающим: «Федор Андреич! Федор Андреич! – не своим голосом орал по УКВ оперативный, – комбриг приказывает носом подходить, как меня слышите, прием!!!» «Давно орет?» – поинтересовался Федя, – «Уж минут 5 как» – ответил вахтенный офицер. «Понял, исполняю» – отреагировал вечный капитан-лейтенант, и, оглядевшись по своим командирским створикам, начал маневр подхода к причалу носом левым бортом.

Корабль лег на курс подхода к причалу, который был прекрасно виден на «Дону», а за несколько кабельтовых до торца причала снежный заряд иссяк. Стратевич, увидев представительную делегацию на причале, снова услышал в ушах «лихую разбойничью песню»: «Средний вперед, развернуть активные в нос». «Есть средний вперед, активные в нос развернуты,» – отрепетовал вахтенный офицер. Все на мостике поняли, что Федор Андреич, несмотря ни на что, хочет все-таки продемонстрировать свою недюжинную морскую выучку – подходим на среднем, с буруном, пройдя торец причала, даем полный назад плюс активные в нос, снова бурун – и замираем, как вкопанные, под аплодисменты…

Так дело и шло – до команды «Полный назад». Телеграф отрепетовал, но дрожания корабля, которое всегда сопровождает такое изменение режимов работы винта, не было. «Ходовой – ПЭЖ, ВРШ вылетел,» – доклад механика прозвучал как гром среди ясного неба. Федя не успел кинуть в ПЭЖ атомную бомбу своего возмущения: «Ходовой – ПЭЖ, активные вылетели».

Корабль, между тем, со скоростью 9 узлов подходит к торцу причала… Федя, окинув население мостика совершенно диким взглядом, становится по левому борту ходового, закусывает и без того искусанный ус, и замирает в строевой стойке, отдавая честь. Комбриг, понимая, что происходящее он изменить не в силах, прикладывает лапу к уху, сопровождающие его лица тоже замирают в воинском приветствии, провожая взглядом стремительное движение.

Шелест киля по дну сменился металлическим скрежетом – корабль замер, уткнувшись носом в грандиозный валун на осушке. Швартовые команды засуетились, подавая концы, на причале царила гробовая тишина. Не дожидаясь сходни, комбриг с начальником штаба перешли на борт и скрылись в надстройке.

….

Капитан-лейтенант Федор Андреевич Стратевич получил свой очередной НСС от командира дивизии, задвинув тем самым получение погон с двумя просветами в дальний-дальний ящик, за глаза его стали называть «пятнадцатилетним капитаном».

Корабль, на удивление, серьезных повреждений не получил – примял днище и форштевень, аварийный док не выявил травм у яйца.

Выражение «любой ценой» на 130 бригаде было отнесено к числу запрещенных (кроме него там были «плавающая неисправность», «я пришел, а вас не было»…), правда, с оговоркой – до войны.

Такие дела…

Лёгость

Швартовка – момент обострения всех чувств, момент расширения запаса командных слов, момент истины в корабельной жизни. Можно сколько угодно бороздить полигоны, применять оружие, сдавать курсовые задачи на отлично и хорошо, можно привести с моря благодарность Полюса и/или Звезды, но всё это будет смазано одним корявым подходом к причалу на глазах оперативной службы, друзей-командиров и всяких зевак, которых именно в этот момент хоть отбавляй…

И никому не докажешь, что на этом восьмом причале вечно течения закручивают так, что ни в один атлас схему этих течений не примут, или что механик опоздал с реверсом, а рулевой-дятел воронежский переложил руля, в результате чего сила набрасываемой струи…

Или штурман, замечтавшийся о карьере ВМАТ, прохлопал поворотный пеленг, и пришлось выкручиваться, как муха на стекле, разве что не жужжа. Или рогатые на юте бросательный конец подать не смогли – силёнок не хватило добросить, ветер-то отжимной, нужно же было постараться…

Так вот, подают бросательный с помощью небольшого мешочка на конце.

Именно он делает бросательный бросательным. В мешочках разные компоненты бывают – подходящие по размеру булыжнички, как правило. В хорошей морской практике (поговаривали ветераны, сам видел редко) – свинцовая дробь в парусиновом кисете, или песок.

Этот увесистый предмет русские моряки нежно именуют лёгостью. Лёгость, а не лёгкость, как пытались втолковать нашему боцману мичману Фрипте некоторые выходцы из небольших городков Нечерноземья. Выходцы имели на плечах лейтенантские погоны, и Фрипту сатанел, смешно топорщил нафабренные усы, краснел, явственно чуя в этих растолковываниях пошлые намёки на его молдаванское происхождение и личные сложные отношения с великим и могучим.

Конечно, лёгость. Но весит она граммов под 300-400, и забросить её со скользкой палубы метров хотя бы на 20-25 не так уж легко. А когда тебе в лицо ветер, мокрый снег, то и подавно. Несколько безуспешных попыток подать бросательный срывают предохранительные клапана у командиров, и целясь кормой в торец причала с расчётом вывернуть в нужный момент и на инерции закатить корабль параллельно причалу, они наваливают его бортом на кранцы, а на хорошем ходу – и на сам причал, срывая название, навсегда оставляя на борту продольные вмятины.

При взгляде на них у командиров портится настроения и последствия этих смотрин долго ощущают на себе боцман, старпом, командиры ютовых и баковых швартовных групп…

Так вот, неоднократно испытавши на себе командирский гнев по поводу низкой морской выучки боцманов и прочих «лопат и сапогов» из ютовой швартовой команды, в очередной раз лажанувшихся на подаче швартовов, Фрипту решил отработать заброс лёгостей до автоматизма.

Во вторник – святой день занятий по специальности, святее только понедельник, – на арагубском плацу