Выписка из журнала маневренных карточек (За период с 04.07.1977 по 17.11.1998) - Павел Георгиевич Вишняков

«Поторопились вы, товарищ главнокомандующий, с предложением по 2 дивизии,» – с укоризной высказался Сергеев, прекратив полемику между Куроедовым и генералом, отвечающим за разнородные группировки, – «последствия-то не продуманы… Не будем торопиться.»

…

«Не мог, ну не мог он самостоятельно докопаться до таких подробностей! Кто-то из наших явно его консультировал! Найдите его мне!» – главком вошёл в раж, а мысль найти изменщика и разобраться с ним была вполне созвучна ураганным 90-м.

И ведь нашли! – сидел в бане неприметный капраз из управления кадров ВМФ (родственник кого-то из присутствовавших, пиво разносил) и мотал происходящее на ус. Он и прорвался к главкому на персональный доклад, видя в ситуации реальный шанс выдвинуться к заветному месту зама УК, а там – чем чёрт не шутит? – и поруководить судьбами…

Услышав фамилию, главком напряг память – но та не подсказала ему никаких серьёзных лиц за спиной фигуранта.

«Слушатель говоришь… И долго ему ещё слушать? Год? Значит так – никаких береговых должностей. Никакой Москвы, никакого Петербурга. Вернуть на флот и уничтожить!»

И не досчитался флот адмирала. Пошёл он в кандидаты наук и профессора оной академии. Кому ж охота с таким напутствием, да без мохнатой лапы…

А дивизию всё равно разогнали, почти через 15 лет, правда, но разогнали. Бригады – они сподручнее. И американцы, опять же бригадами оперируют…

Такие дела.

О военной медицине

Проснулся я в каюте № 1 скр-16 от сильной боли в левой половине груди. Отлежал, видать, но энергичные взмахи руками только усилили эту боль, а когда даже такое верное средство от всех хворей, как беломорина, не подействовало, я забеспокоился. В кармане у меня лежало предписание насчёт убыть из Рослякова в Ара-губу на скр-123, чтобы подменить Серёжу Бондаренко на выход – его Татьяна только что родила, нужно было забирать их из Кольского роддома.

Доложился командиру о неготовности организма и желательности передышки, выслушал его соображения насчёт некоторых личностей, уклоняющихся от воинского долга, и отправился на остановку.

…С каждым шагом мне становилось хуже, я уже не шёл, а брёл, в автобус меня занесла толпа, но уже в Росте мне пришлось выйти – в глазах темнело, боль заполнила всю грудь, а удары сердца слились в какую-то пулемёную дробь. Поликлиника СФ была совсем рядом, но шёл я до неё целую вечность.

«Какой приём?! Политзанятия, понедельник же,» – бабка в гардеробе на первом этаже стояла на страже и ни в какую не хотела пропускать меня к лекарям. Спорить не было сил, и я рухнул на какую-то баночку, обливаясь потом… Бабуля, что-то смекнув, выскочила из-за барьера и куда-то пропала. И появилась вновь, но уже не одна – моложавая женщина в белом халате с досадой смотрела на меня: «Ну, что у вас, лейтенант… Пульс какой-то странный, пойдёмте в кабинет, поднимайтесь на третий этаж,» и пошла, цокая каблучками по ступенькам. Вы что! я не могу, сил нет – а голоса не было, и дыхалки не было. «Иди, милок, иди,» – перепуганная бабка явно понимала в моём состоянии больше, чем врачиха, и пыталась поскорее сбагрить меня из своей зоны ответственности.

Как я добрался на третий этаж – не помню, но эта гарпия в белом халате уже металась по коридору: «Ну где вы ходите, разве так можно, что ж вы заставляете себя ждать, не адмирал же!»

Кое-как сняв с себя шинель-китель-нижнюю рубаху я был готов к диагностике и поделился ощущениями. «Давайте послушаем… Дышите-не дышите, дышите-не дышите, не дышите, говорю, что значит, не дЫшите… Ничего не понимаю, ничего не слышно… Одевайтесь, идите вниз на рентген, я вас догоню»

Вот когда я позавидовал королям – одевание оказалось неимоверно тяжёлым, руки не подымались, накинул китель, застегнув его дрожащими пальцами на пару пуговиц, сгрёб шмотки и, шаркая ногами, двинулся вниз. Шёл по наитию – в глазах то темнело, то белело, боль заполнила всё тело, и единственная мысль – не упасть!

Вдруг я почувствовал ощутимый толчок в спину: «Лейтенант, ну что же вы плетётесь! Быстрее, а то рентгенолог уйдёт» – гарпия догнала меня, подхватила под руку и потащила за собой. Теряя остатки сознания, я постоял под рентгеном, а потом свалился в беспамятство в коридоре…

Очнулся я от резкого запаха нашатыря. Передо мной маячили нерезкие белые фигуры: «Так я и потащила его на рентген – дыхания-то не прослушивалось! В чём я виновата-то, в чём?! Ну, где кислород, быстрее подушку!» – в рот мне засунули резиновую пипку, и в голове начало медленно проясняться. Я лежал на носилках, вокруг суетились врачи: «До Североморска не довезём, в мурманский госпиталь давайте его.» Ого! – подумал я, и снова отключился, чтобы включиться уже в буханке с красным крестом. Разглядев ту врачиху, державшую меня за запястье, я снова выпал из реальности…

…Плохо помню, как меня заносили в приёмный покой, какие-то нянечки раздели меня, облачили в коричневый госпитальный костюмчик, снова несли по коридорам, снова резкий запах нашатыря – я сижу на операционом столе, форма одежда «голый торс», зябко – а напротив сухопарая фигура, череп, обтянутый кожей, лысый, венчик седоватых волос над ушами, бледно-серые глаза.

«Страфстфуйте. Польно?» – я кивнул. «У фас пнефмоторакс – падали? утары в груть? Нет? Спонтанный? Сейчас фсё путет хорошо. Крофи боитесь? Отфернитесь,» – я поувствовал твёрдое прикосновение пальцев к верхней части левой грудины, а потом краем глаза разглядел огромную толстую иглу в руках у сестры… Но запаниковать не успел – доктор приставил её остриём к моей груди и силой ударил по ней ладонью! Больно! Кровь потекла струёй, но тут же сменилась какой-то мутноватой водицей – иглу вставили в лошадиных размеров шприц, наполненный жёлтой жидкостью, и этот прибалтийский лысый фриц с явным усилием давил на поршень…

Шприца три внутрь серьёзно поправили мой крен на левый борт, а внизу стояло эмалированное ведро, из которого этот шприц и наполняли. «ФурациллинНН» – проследив мой взгляд, сказал фриц. Оглядевшись, я увидел ту врачиху. Со скорбным лицом она стояла в сторонке, бледная, прижав руки к подбородку. «Ну, поехалли,» – фриц снова надвинулся на меня шприцом, но уже пустым, с задвинутым поршнем. И я увидел, как шприц наполняется мутной жидкостью из моей груди – один раз, другой, третий, четвёртый… – и с каждым разом я чувствовал себя всё лучше, боль уходила куда-то в глубину, я задышал, всё свободнее, всё глубже… Бац! ладонью по губам: «Неклубоко! Несильно!» Сердце застучало ровнее, а потом я перестал его слышать…

Выходя, я встретился взглядом с врачихой, виновато: «Выздоравливайте! – Спасибо» – шёпотом…

Так я