Се плоть моя… Се кровь моя. Одесские рассказы и не только - Алексей Геннадьевич Ивакин

– Знаете, если у нас губернатор начинает говорить о переименовании города и развитии туристического потенциала, то он заканчивает свою карьеру в тюрьме.

– Это кто? – сощурилась мадам-экскурсовод. Ну или экскурсоводша.

– Никита же Белых.

– Ай, он просто предал свободу ради системы, и система его сожрала.

– Взятки брать не надо, – парировал Иванцов.

– А вы солдат, да? – внезапно переменила тему тетка.

– Ага, есть немного.

– А где…

– Чай, кофе? – возник в проходе плацкарта проводник.

– Не мешайте, у нас тут мировоззренческий спор, – обрубила тетка проводника, и Иванцов остался без чая. Впрочем, чая ему уже не хотелось.

Больше всего ему хотелось лечь спать, и он начал злорадно развязывать шнурки на берцах. В вагоне ухудшилась атмосфера.

– Так где вы служите?

Иванцов показал на шеврон Новороссии.

– Хохол! – торжествующе тыкнула тетка пальцем в рядового.

– Кто? – не понял Иванцов.

– Вы. Все. Понаехали. А мы вас кормим. Жаль, вас Сталин не всех голодом уморил.

«Да пошла ты на хер!» – второй раз подумал Иванцов, но вслух опять сказал другое:

– Я гражданин России, вообще-то.

– Какая разница? Получил паспорт и гражданин? Я петербурженка в третьем поколении, между прочим.

– А я кировчанин в третьем поколении, и что? Как вы меня кормите?

– А ну-ка расскажите, что у вас там происходит?

– Война у нас там происходит. Стреляют по детским садам и убивают детей. А мы защищаем.

– Ну конечно, вы посмотрите на этого защитника. Носки постирать не может, а мифических детей защищает.

Иванцов с наслаждением перелез в тапки и пошевелил пальцами на ногах.

– И что вас заставило ехать на войну и убивать украинцев?

– Я был в Одессе второго мая.

– А что там было? Ну-ка расскажите? Нам очень интересно. – обратилась она к женщине, лежавшей на противоположной полке. Та закрыла железнодорожной простыней лицо.

– Вы что, не в курсе? – опять удивился Иванцов.

– Я не смотрю телевизор, там одна путинская пропаганда.

– При чем тут телевизор, есть интернет…

– А у меня нет интернета. Я требую, чтобы вы как очевидец…

– Требуете? – вдруг взорвался Иванцов. – Какое право вы имеете требовать и судить?

– Как вы со мной разговариваете? – на этот раз она ткнула в рядового очками.

– Как заслужила. Вы же глухари. Вы никого не слышите, кроме себя. Вы все время требуете, требуете, требуете. Я ведь помню вас, какими вы были в девяносто первом и чуть раньше. Это же вы орали, что хотите перемен. Я еще в школе учился, вам верил. А вы? У вас на устах Сталин каждые пять минут. Воистину ваше племя не от Бога и не от обезьяны. Ваше племя от куриц по имени глухарь. Токуете, токуете. Я зайти не успел, а вы начинаете оскорблять и учить жить…

– Да я…

– Заткнитесь. Не прячьте хамство за красивыми словами. Вы же, по вашим словам, ничего не знаете об Украине. Но вы судите, не имея права. Судите людей, прикрываясь красивыми словами.

– Вы, вы… Вы убийца!

– Я убивал, да. И вам повезло, что мы в России. Которую вы так ненавидите.

– Иначе что?

– Иначе – всё.

Иванцов запрыгнул на верхнюю полку, закончив свой разговор. Раскрыл первый том «Истории Украинской ССР» на странице об экономическом положении Западной Украины в восемнадцатом веке.

Баба внизу забормотала:

– Нет, ну вы посмотрите, какие невоспитанные хохлы понаех…

Иванцов повернулся и посмотрел вниз:

– Еще раз вякнешь, в окно выкину. Поняла? Я тоталитарист, мне можно. А еще у меня этот… Как его… Посттравматический синдром. Заткнись.

Тетка молчала. Молчала и женщина на другой полке, отвернувшись к стенке. А на четвертой лежало тело неопределенного пола в хипстерских очках и чего-то слушало в наушниках. Телу было пофиг.

Иванцов же, еще раз посмотрев вниз, добавил:

– Кстати, давно вам хотел сказать… Да пошла ты на хер.

Экскурсоводша не ответила.

Она молчала во Владимире, потом в Нижнем, где Иванцов выходил курить. Она молчала до Кирова, где Иванцов вышел. Потом, наверное, она телу и соседке начала жаловаться. На хохлов, Никиту Белых, Путина и Иванцова. Но рядовому было уже все равно, он приехал домой, да.

Флора и Березка

Рассказ

Тот, который в «березке», шел со старым калашом. Тот, который во «флоре», шел со связанными руками.

Между ними и вокруг них пахла полынью степь. Впереди была балка. Позади был допрос.

Березка держал во рту травинку.

Флора думал о сигарете. Флора хотел думать о другом, о важном. Но когда думаешь о важном – хочется кричать. А кричать – стыдно.

Флора прихрамывал и плевался розовыми осколками зубов.

Березка тоже думал о сигарете. О другом он размышлять не хотел. Когда есть приказ – лучше думать о сигарете. Вот Березка и прикидывал – дать сигарету Флоре или не дать? А если дать, то сейчас или перед тем как?

Шелестела сухая желтая трава. Жужжал шмель. Кто-то куда-то кинул минометку – глухой шлепок стукнул по ушам и белому горизонту.

У Березки лицо черного цвета. У Флоры такое же.

И руки одинаковые: только у одного уголь въелся в кожу, у другого чернозем. А в лицах – черное солнце.

«Хорошо, что не пацан ведет».

«Хорошо, что не пацана веду».

Мысли скользнули по периферии сознания и пропали.

Березка стер пот со лба. Флора тоже бы стер, но не мог.

Шаги тяжелые, неторопливые. Куда спешить? Балка-то, вот она.

Опять хлопнул миномет. Лениво хлопнул. Для порядка. Не по ним.

Безжалостное солнце не обратило внимания на хлопок. Мина и мина. Не первый раз.

Флора шмыгнул. Березка кашлянул.

Пришли.

Флора остановился перед обрывом. Посмотрел вниз – нет, не прыгнуть. Прыгать – только поломаться. Если с разбегу только, чтобы на предыдущих упасть. Мягкие, раздутые уже. Нет, не помогут. Разобьется.

Березка тоже подошел к обрыву. Выплюнул травинку. Тоже посмотрел вниз:

– Не думай даже. Поломаешься. Долго помирать будешь.

– И не думал, – соврал Флора.

Березка достал из кармана пачку сигарет. Коробку спичек достал из другого кармана. Вынул одну сигарету из пачки. Вынул одну спичку из коробки. Чиркнул. Прикурил. Синий дым поплыл над желтым ковылем. Зажал сигарету между указательным и средним правой руки. Посмотрел на огонек. Показал тлеющую сигарету Флоре. Флора кивнул.

Березка сунул сигарету в рот. Взял из пачки еще одну. Повертел в руках. Вынул зажженную. Сунул в рот незажженную. Прикурил от уголька, смачно пыхнув пару раз. Сунул новую в разбитые губы Флоры.

Флоре попал в левый глаз дым. Флора сощурился. Березка покосился на Флору. Флора языком перекинул сигарету из левого