Мятежники крейсера «Память Азова». 1906 год - Владимир Виленович Шигин

и понял, что если я сейчас же не приму мер и не отошлю „гостей“ на берег, то они будут убиты на месте. Не отходя от арестованных, я вызвал одного артиллерийского кондуктора и приказал ему назначить взвод учеников с винтовками и выдать боевые патроны. В присутствии взвода я сказал кондуктору, что арестованные должны быть доставлены в город и сданы властям. При этом, имея в виду, что обозленные ученики смогут убить арестованных по дороге, я сказал кондуктору, что он отвечает мне за их сохранность: если кто их будет отбивать, немедленно стрелять. Всем троим связали „руки назад“. Доктора Вельского я связал сам, для скорости отрезав прядь от талей трап-балки. Все трое были в сохранности доставлены на берег и переданы властям.

Назвавшийся „доктором Вельским“ впоследствии оказался известный эсер Илья Исидорович Фундаминский-Бунаков. Интересно, как некоторые случайные детали иногда врезаются в память. Я помню, что когда я раскрыл паспорт на имя доктора Вельского, данный мне Фундаминским, то внутри, на переплете, было карандашом записано: „Швейцарская 17“. Какой-то адрес. В Ревеле такого не оказалось».

Илья Исидорович Фондаминский

Соратник Фундаминского эсер и террорист Зензинов писал впоследствии о нем следующее: «У нас, в партии социалистов-революционеров, было много прекрасных ораторов. В Москве таким партийным оратором для митингов был Илья Фундаминский, выступавший под фамилией Бунакова. Он был молод и красив, легко владел словом, говорил с большим увлечением и темпераментом и увлекал аудиторию. Его любимой темой был аграрный вопрос, в котором он сделался настоящим специалистом… ему дали кличку „Непобедимый“. У него была еще и другая кличка: Лассаль и, действительно, своим пламенным красноречием и даже отчасти своей внешностью он чем-то напоминал знаменитого трибуна… Так, например, было дело в Москве, в Таганской тюрьме, где администрация тюрьмы не хотела выпустить из тюрьмы моих друзей – Илью и Амалию Фундаминских, арестованных за месяц до того (в сентябре) по делу об устройстве Зинаидой Коноплянниковой в окрестностях Москвы динамитной мастерской (Амалия дружила с Зинаидой Коноплянниковой и по дружбе оказывала ей разные мелкие услуги, за что и была арестована. Фундаминские были выпущены лишь по требованию толпы, подступившей черной массой к воротам тюрьмы)».

До событий на «Памяти Азова» Фундаминский уже успел засветиться в революционной борьбе и даже побывать в тюрьме, что считалось тогда у революционеров своеобразным пропуском в высшие партийные эшелоны.

Далее Зензинов повествует, за что же арестовали семью Фундаминских, немного более подробно: «Он был вместе с Амалией арестован в Москве в сентябре (речь идет о 1905 годе – В. Ш.) не столько за выступления на собраниях и митингах, сколько по делу своей жены; Амалия дружила с Зинаидой Коноплянниковой (позднее убившей генерала Мина), которая тогда устраивала в Сокольниках под Москвой динамитную мастерскую. Амалия даже в чем-то ей помогала, кажется, не раз отвозила Коноплянникову на принадлежавшей ее матери лошади, когда надо было спасаться от преследования сыщиков. Известие об аресте Фундаминских я получил еще в Женеве. Амалия принадлежала к очень богатой московской семье Г авронских: ее дед был хорошо известный в еврейских кругах Вульф Высоцкий, основатель знаменитой чайной фирмы „В. Высоцкий и Ко“. Продолжателями этого дела были его сын и три зятя (мужья трех его дочерей) – Давид Высоцкий, Осип Цетлин (его сын, Михаил, он же поэт „Амари“, был моим другом), Рафаил Гоц (отец Михаила Рафаиловича и Абрама) и Ошер (или Иосиф) Гавронский. Его дочерью и была Амалия».

Но вот Амалия попадает в тюрьму. Ей там тяжело, но она не унывает, у нее есть любящие родственники, которые ее поддерживают: «Мать – мы все, со слов Амалии, ее тоже называли „мамаша“, – обожавшая ее больше всех своих других многочисленных детей, узнав об ее аресте, едва не сошла с ума от горя. Она билась головой о стены и кричала: „Е зо айн файнес, эдлес кинд ин финштерем гефенгнис!“ (такой чистый, благородный ребенок в темной мрачной тюрьме). И, действительно, Амалия в тюрьме походила на нежный цветок, затерявшийся в грязном огороде среди крапивы. И характерно для того времени: матери Амалии удалось добиться того, – она, конечно, для этого денег не жалела, да она и вообще не знала им цены, – что одиночку Амалии, конечно, совершенно такую же, как и у всех других заключенных Таганской тюрьмы, оклеили… обоями.

Дело до того неслыханное! Амалия была вегетарианка и „мамаша“ добилась того, что тюремный повар приготовлял для нее специальные блюда. Амалия получала огромные передачи, среди которых было много конфет и цветов – то и другое она рассылала по всей тюрьме.

В камере ее пахло духами – духами, как мне потом передавали, сидевшие с ней одновременно в Таганской тюрьме, пахло даже в коридоре, куда выходила ее одиночка. И принципиальные марксисты, наблюдая все это и нюхая в коридоре – вероятно, не без тайного удовольствия – воздух, неодобрительно крутили головами».

После освобождения из тюрьмы Илья и Амалия снова бросаются в водоворот революционного движения. Эсер Зензилов пишет об этом так: «Мы спешно мобилизовали все средства, все возможности. Фундаминский часть полученного им за Амалией приданого, отдал партии – если не ошибаюсь, несколько десятков тысяч рублей. На все эти деньги были куплены Маузеры. И никто тогда не нашел это странным. Социалист-революционер и не мог поступить иначе – это, помню, тогда ему даже в особую заслугу не ставилось. Амалия тоже нисколько об этих деньгах не жалела, хотя сама непосредственного участия ни в делах партии, ни в революции не принимала». Как мы помним, приданое было более чем серьезным. В 1903 году Фундаминский женился на подруге детства Амалии Гавронской, внучке знаменитого богатейшего чаеторговца Высоцкого, получив за женой огромное приданое, в частности собственную немалую долю в чайных плантациях на Цейлоне. Вот такой, понимаешь, вожак русских матросов.

Если члены ЦК партии эсеров Азеф и Чернов «курировали» подготовку мятежа в Свеаборге, а в Кронштадте мутили воду эсеровские авторитеты Онипко и Михалевич, то их коллега эсер-боевик Фундаминский должен был стать в главе мятежа на «Памяти Азова» и привести его в Свеаборг.

Пикантность ситуации заключалась в том, что отличие от всех своих остальных подельников, Фундаминский был к этому времени депутатом Государственной думы – главного законодательного органа империи! Согласитесь, не плохое прикрытие для организатора мятежа, боевика и террориста! Опыт кровавых дел у депутата уже был, в декабре 1905 года он активно участвовал в вооруженном мятеже в Москве и вовремя сумел оттуда удрать.

Из хроники восстания: «Арестованными оказались представитель Ревельского комитета РСДРП М. Костырев