Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон

не вызывала никаких дебатов, достойных названия. Через три недели Билль о гербовом сборе прошел через все необходимые комитеты и официальные чтения, а 27 февраля получил окончательное одобрение при голосовании. 8 марта Палата лордов согласилась с ним без поправок и дебатов, а 22 марта король дал свое согласие. Как только Барре занял свое место 6 февраля, Закон о гербовом сборе не вызвал у него никаких эмоций, кроме тоски[821].

Но если Джордж Гренвилл предпочитал именно так, то лично он не находил ничего скучного в этом законе, своем шедевре. Ведь на самом деле это было произведение редкой изобретательности: налог, который был бы одновременно ненавязчивым и практически самосборным. Никакие акцизники не будут входить на работу или в дом, чтобы вытягивать деньги из кошельков американцев, потому что доходы будут формироваться за счет благотворной монополии Короны на бумагу, которую колонисты использовали для юридических целей и передачи новостей. Прежде чем любой лист бумаги мог быть использован в судебном процессе или продан из типографии, на нем должна была стоять небольшая марка, свидетельствующая об уплате пошлины, установленной для его использования по назначению. Открытого принуждения не потребовалось бы, поскольку судебные клерки не стали бы вносить не проштампованные юридические документы в судебные протоколы, продавцы не смогли бы продавать не проштампованные газеты или брошюры без риска ареста, а таможенники получили бы еще один повод конфисковать суда, если бы хозяева были настолько глупы, что использовали не проштампованные коносаменты или кокетки. Колонисты могли попытаться подделать марки — если они рисковали попасть под уголовное преследование, — но в противном случае они не могли уклониться от уплаты налога.

Наконец, доходы от продажи марок будут расти по мере роста колоний; число судебных исков, коммерческих сделок и газетных публикаций будет увеличиваться в тесной зависимости от роста населения и процветания Америки. Гренвиллу особенно нравился саморегулирующийся характер налога, поскольку это давало ему прекрасный аргумент для противостояния протестам колонистов о ненужности этой меры. Когда колониальные агенты предложили ему собрать тот же доход, потребовав его от колониальных ассамблей, он ответил, что ни сами колонии, ни служащие казначейства не в состоянии справедливо распределить взносы различных провинций. Война показала, как трудно найти приемлемые пропорции; гербовый сбор был единственным способом справедливо распределить бремя, единственным налогом, который не будет несправедливо ущемлять ни бедных колонистов, ни бедные колонии. Кроме того, как Гренвилл не указал агентам, весьма скромная стоимость марок — в среднем всего две трети от британских ставок гербового налога — может быть увеличена, как только американцы привыкнут платить этот сбор[822].

Таким образом, Гербовый закон обещал обеспечить казне, возможно, сто тысяч фунтов стерлингов в год на начальном этапе, но гораздо больше впоследствии. Он утверждал суверенное право парламента облагать налогом американских подданных, но делал это так мягко, так разумно, что колонисты вскоре и не думали вносить свой вклад в содержание армии, которая их защищала. Если поначалу корона посылала в колонии два или три фунта на каждый фунт, который американцы вносили в бюджет империи, то Гербовый закон стал наилучшим средством приучить колонистов к ответственности, мягко подготовив их к тому дню, когда они будут нести полную долю бремени империи.

Как и Закон об американских пошлинах, новый закон был длинным, сложным и тщательно проработанным, чтобы добиться желаемого эффекта. Некоторые положения были явно направлены на то, чтобы развеять опасения колонистов относительно целей налога. Например, в преамбуле говорилось, что этот закон является лишь продолжением закона 1764 года и, как и он, предназначен для оплаты обороны Америки; в разделе 54 оговаривалось, что все собранные средства будут храниться на отдельном счете Казначейства и расходоваться исключительно на территории колоний. Однако большинство положений перечисляли товары, для которых требовались марки, и устанавливали цены на них. Основную часть списка составляли юридические документы, стоимость которых варьировалась от трех пенсов за обычные состязания, подаваемые в гражданские суды, до пяти шиллингов за каждый лист завещания, вступающего в силу. Для оформления сделок с земельными участками площадью менее 100 акров требовалась марка в один шиллинг шесть пенсов, в то время как сделки с более крупными участками стоили дороже (например, пять шиллингов за участки от 200 до 320 акров и еще пять шиллингов за каждые дополнительные 320 акров). Бумаги, на которых писались контракты, требовали марок стоимостью два шиллинга шесть пенсов за лист. Скромные суммы, требуемые для грузовых документов (четыре пенса за лист для таможенных пошлин и коносаментов), были скорее средством предотвращения мошенничества, чем средством получения дохода, но ставки на лицензии для деятельности, приносящей доход, могли быть сравнительно высокими: четыре фунта для розничной торговли вином, десять фунтов для адвокатской практики или нотариальной деятельности. Газеты должны были печататься по пенни за лист, но рекламодатели должны были платить два шиллинга за каждое объявление. За каждый экземпляр короткой брошюры полагалась марка в размере шиллинга, но альманахи стоили дешевле — два пенса за год. Наконец, каждая колода игральных карт, продаваемая в Америке, должна была иметь марку стоимостью в один шиллинг, а каждая пара игральных костей требовала уплаты пошлины в десять шиллингов[823].

На практике закон чаще всего затрагивал адвокатов и печатников, которые, как предполагалось, должны были скрупулезно соблюдать закон и перекладывать его издержки на своих клиентов и заказчиков. Но с меньшей частотой закон затрагивал почти всех свободных подданных в колониях: или, по крайней мере, тех, кто занимался такими обыденными делами, как продажа земли, заключение контрактов, покупка газет, игра в пикет или риск и смерть с достаточным количеством имущества, чтобы завещать его наследникам. Почти повсеместное принятие закона стало еще одним свидетельством фискального блеска первого лорда Казначейства и изобретательности разработавших его чиновников и, несомненно, вызвало у них тихое самодовольство. Однако и это было еще не все. Гренвилл также позаботился о том, чтобы после вступления закона в силу 1 ноября — промежуток времени, необходимый для того, чтобы марки были напечатаны и отправлены в Америку, — управление ими осуществляли сами американцы.

Гренвилл знал, что после его реформ в таможенной службе колонисты жаловались на то, что офицеры и судьи Адмиралтейства, управляющие Законом об американских пошлинах, практически все были британскими чиновниками и бесцеремонно относились к американским чувствам. Поэтому после принятия Закона о гербовом сборе он позаботился о том, чтобы попросить агентов колоний назначить видных колонистов в качестве мастеров гербового сбора. Поскольку в каждой провинции должен был быть дистрибьютор, имеющий право взимать плату в размере 7,5 % от валового объема продаж, это не было пустяковым