Война моторов. Крылья советов - Андрей Михайлович Мелехов

активно использовали не только стандартные фугаски, но и небольшие бомбы SD-2, которые нанесли огромный ущерб ВВС Красной Армии ещё в июне 1941 года. Несмотря на тысячи израсходованных снарядов, советская ПВО не смогла воспрепятствовать проведению налёта, и немцы не потеряли ни одного самолёта. «Подвесив» над лётным полем осветительные бомбы, они устроили настоящее побоище. Пожалуй, операция с кодовым названием «Zaunkoenig» стала одним из самых удачным рейдов германских «бомберов» этой войны и одним из самых результативных в том, что касалось ударов по аэродромам противника. Правда, этот налёт стал одновременно и одним из последних – вскоре все бомбардировщики Рейха пришлось поставить на прикол. Американцы потеряли как минимум 43 «крепости», ещё 21 машина получила серьёзные повреждения. Лишь 9 самолётов оказались способны подняться в воздух на следующий день. Советские ВВС потеряли 26 самолётов, включая 24 «яка», «харрикейн» и ДС-3. По счастью, людские потери союзников оказались гораздо более скромными – всего двое убитых и шестеро тяжелораненых. Ещё 33 человека убитыми и свыше 60 ранеными потеряла советская сторона. По иронии судьбы, отсыпавшиеся в палаточном городке экипажи «боингов» спасла образцовая точность бомбометания, которую продемонстрировали немцы – почти все бомбы упали на стоянки самолётов.

Аэродром 169-й авиабазы особого назначения под Полтавой после немецкой бомбардировки. Видны уничтоженные и неповреждённые американские бомбардировщики B-17. 22 июня 1944 года (источник: http://waralbum.ru/24261/)

Командование ВВС США испытало настоящий шок: столько «стратегов» на земле американцы ещё не теряли. При этом советское авиационное начальство отказалось признавать свою ответственность за неспособность защитить, как обещало своих союзников от воздушных ударов противника. Следующей ночью немцы нанесли удар по аэродрому в Миргороде. Налёт причинил значительный ущерб инфраструктуре базы, но американские бомбардировщики к тому времени были переброшены в Харьков и Запорожье, что позволило избежать дополнительных потерь. Это, к слову, стало очередным свидетельством того, что в Украине хватало лётных полей, способных принимать тяжёлые четырёхмоторные бомбардировщики. Произведённый в ту же ночь налёт на базу истребителей в Пирятине оказался безрезультатным – в этот раз немцы промазали и сбросили бомбы в 5 км от лётного поля (там же, с. 113). 26 июня уцелевшие 72 «крепости» в сопровождении 57 «мустангов» совершили налёт на нефтеперерабатывающий завод в Дрогобыче, после чего взяли курс на базы 15-й Воздушной армии в Италии. Члены «безлошадных» экипажей вернулись в Великобританию через Иран на шести транспортных С-47 (там же, с. 118). Так – прямо скажем, невесело – завершился второй этап операции. За июньским разгромом последовала длительная пауза.

Никто уже не сомневался в скором поражении Германии, и это неизбежно порождало пренебрежительное, а порой и откровенно враждебное отношение к американцам, «неизвестно зачем» оказавшимся на территории Украины.

С этого момента проект «Фрэнтик» пошёл «под откос». Как и можно было бы ожидать, американцы больше не верили в способность советской стороны обеспечить защиту их баз от воздушного нападения и предложили передать функцию ПВО ночным истребителям и зенитчикам ВВС США. Но, поскольку переброска пусть даже одной эскадрильи «ночников» и трёх батальонов зенитной артиллерии потребовала бы увеличить численность американского персонала в Украине ещё на 9 тыс. человек, советская сторона отнеслась к этому предложению весьма прохладно (там же, с. 117). Тем временем продолжали успешно развиваться летние наступательные операции Красной Армии. Вслед за полным разгромом группы армий «Центр» в Белоруссии последовали столь же мощные удары на Южном крыле советско-германского противостояния, и линия фронта начала стремительно продвигаться на запад. Американские базы оказывались на всё большем удалении от передовой, а части ВВС Красной Армии и АДД, наоборот, получали всё больше возможностей самостоятельно наносить удары по объектам на территории Третьего рейха и его союзников. Бывало, что, когда выполнение заявок советской стороны задерживалось на несколько дней из-за погодных условий или по иным причинам, передовые части Красной Армии успевали захватить тот или иной объект, ещё совсем недавно являвшийся целью для стратегической авиации союзников. В этой обстановке у советского политического руководство и военных появилось своеобразное «головокружение от успехов». Никто уже не сомневался в скором поражении Германии, и это неизбежно порождало пренебрежительное, а порой и откровенно враждебное отношение к американцам, «неизвестно зачем» оказавшимся на территории Украины. Как это часто водится в тоталитарных странах, «низы» тонко чувствовали изменения в политике «верхов», и с середины лета это начало приводить ко всё большему количеству инцидентов между американским персоналом баз с одной стороны и советскими военными – с другой. Вчерашние «американские друзья» стремительно превращались в «загостившихся родственников». Сказывалась и огромная разница в материальном обеспечении американцев и советских военнослужащих, порождавшая неизбежную зависть и неприятие. Всё чаще страдали местные жители, продолжавшие поддерживать контакты с иностранцами. Особенно доставалось украинским женщинам, осмелившимся предпочесть заокеанского гостя советскому военнослужащему. Дело не ограничивалось инцидентами за пределами баз – в какой-то момент явную враждебность к «чужакам» начали проявлять и бывшие ещё вчера закадычными друзьями представители советского вспомогательного персонала. Дошло до того, что советские часовые начали отстреливать четвероногих любимцев американцев – подобранных ими местных псов. Это позорное явление не прекратилось даже после гневных официальных обращений американского начальства (там же, с. 214). Неприятно поразило американцев и неожиданное «восстание» поварих и официанток из числа местных жителей, которые вдруг начали жаловаться на «непосильные» условия труда. Понятно, что чувствовавшие себя до недавнего времени «самыми счастливыми» женщины могли пойти на такое лишь при явном попустительстве советского начальства (с. 212). К той же категории «молчаливого поощрения» можно отнести и ситуации, когда уличённых в кражах американского имущества советских военнослужащих в качестве наказания не отправляли на фронт, а ставили в караул – охранять те самые склады, из которых они тащили всё подряд (там же, с. 213).

Ещё более отношения между сторонами ухудшились после начала Варшавского восстания. Советская верхушка без малейшей симпатии относилась к правительству Польши в изгнании. Как хорошо известно, Сталин испытывал к «панской» Польше и полякам личную ненависть, что, в частности, проявилось в очередном насильственном разделе страны, а также массовых казнях польских офицеров и представителей интеллигенции в 1939–1940 годах. Не добавляли любви принципиальная позиция Лондонского правительства, занятая им по отношению к Катынской трагедии, а также твёрдое требование восстановить суверенитет и предвоенные границы Польши. Как только Красная Армия вступила на территорию Польши (что ознаменовалось массовым насилием по отношению к «освобождаемым» польским женщинам), там было создано марионеточное «демократическое» правительство, а из недобитых чекистами польских солдат и офицеров, щедро разбавленных советскими военнослужащими, сформировали первые соединения Войска Польского. Когда, в расчёте на скорый приход Красной Армии, поляки подняли восстание в Варшаве, Сталин