Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

англичане боятся плебисцита, стал постоянно возвращаться к необходимости его проведения. Он предлагал, чтобы в плебисците участвовали те немцы (около 480 тысяч человек), которые покинули Судеты начиная с 1918 года. Чехи же, которые переселились в регион за это время, не должны были иметь право голоса. При этом та языковая карта Судет, которой пользовался Гитлер, существенно отличалась в пользу немцев от той, что имелась у англичан. Это не страшно, успокаивал фюрер британского премьера. Немецкие войска займут территорию, месяца через два-три, после того как там все успокоится, пройдет плебисцит, и если его результаты покажут преобладание желающих остаться в Чехословакии, Германия немедленно вернет ей эти территории 395. Чемберлену приходилось все время юлить, то соглашаться с идеей плебисцита, то снова уходить от нее. Эта непоследовательность делала его позицию только слабее.

Большую часть следующего дня стороны общались посредством меморандумов, которые они посылали на другой берег Рейна. Утром 23 октября Чемберлен написал Гитлеру, что не может принять план немедленного ввода германских войск на территорию Судет, потому что «чехословацкому правительству не останется другого выбора, кроме как отдать приказ к сопротивлению» 396. Письмо Чемберлена «взорвало» Гитлера. Казалось, что первый же день переговоров в Годесберге перечеркнул все, что было достигнуто в Берхтесгадене. После короткого совещания с Риббентропом Гитлер продиктовал свой ответ. Он снова перечислил все «обиды», нанесенные за двадцать лет судетским немцам, и обещал «тем или иным образом» решить судетский вопрос. «Если Германия, как становится теперь ясно, не сможет защитить права немцев в Чехословакии путем переговоров, — закончил Гитлер свое послание, — она прибегнет к другим возможностям» 397. Мир снова стоял на пороге войны. Ситуация «очень неудовлетворительная», отметил в дневнике Александр Кадоган, оставшийся в Лондоне. «Все эти дни были ужасными. С утра и практически до полуночи нас одолевают одни и те же ужасные мысли. В промежутках мы обсуждаем подготовку к войне, и она не обнадеживает» 398. Насколько серьезно накалилась ситуация, говорил сам факт того, что 23 сентября Галифакс поручил своему парламентскому заместителю Ричарду Батлеру встретиться в Женеве с Литвиновым (оба находились на Ассамблее Лиги Наций) и узнать, что предпримет Советский Союз в случае вторжения Германии в Чехословакию 399. До этого британское правительство вело себя так, как будто СССР вовсе не существует.

Тут уже и французы задумались над тем, не пора ли Чехословакии объявить мобилизацию, от которой Англия и Франция просили чехов воздержаться, пока будут идти переговоры в Годесберге (она была объявлена вечером 23 сентября после получения в Праге сообщения о том, что англичане и французы «не берут на себя дальнейшей ответственности за совет не начинать мобилизацию»  400). Чемберлен тем временем, чтобы избежать обвинений в провале переговоров, решил окончательно превратиться из их активного участника в простого посредника. «Не вижу, чем еще я могу быть полезен здесь», — сообщил он Гитлеру, добавив, что собирается вернуться в Англию 401. В этот момент Гитлер, судя по всему, сообразил, что заигрался, и война действительно может начаться из-за того, что оппоненты и без нее готовы были предоставить Германии. Фюрер решил пригласить Чемберлена еще на одну встречу. Впоследствии Гитлер полагал, что это было его ошибкой. В феврале 1945 года, на исходе Второй мировой войны, фюрер жаловался окружающим, что начинать ее надо было так, как он и предлагал на совещании в рейхсканцелярии в ноябре 1937 года, — нападением на Чехословакию в 1938 году. «Это был наш последний шанс локализовать войну», — размышлял Гитлер на краю гибели. Англия и Франция остались бы в то время пассивными, и все могло закончиться «короткой войной». «Мы могли бы тогда выиграть время, которое позволило бы нам усилить свои позиции, и отложить мировую войну на несколько лет». Гитлер даже допускал, что Чемберлен переиграл его своими уступками и получил время, чтобы лучше подготовиться к войне 402. Впрочем, во время войны все зависело от успехов на фронте и, соответственно, настроения фюрера. В иные дни Гитлер мог похвастаться перед своим окружением, что в войне нервов вокруг судетского вопроса ему удалось переиграть оппонентов 403.

Вторая встреча в Годесберге 404 началась 23 сентября в 23:00. Она проходила уже в расширенном составе, с участием Риббентропа, Вайцзеккера, Вильсона, Гендерсона и нескольких помощников. Началась она на позитивной ноте — Гитлер сообщил, что мирное решение конфликта еще возможно. Однако дальнейшее обсуждение показало, что Германия придерживается неизменной позиции — Чехословакия должна в кратчайшие сроки освободить передаваемые территории (Гитлер требовал, чтобы эвакуация Судет началась уже утром 26 сентября и была завершена 28-го), куда немедленно войдут немецкие войска. Представленный Гитлером меморандум англичане сочли больше похожим на ультиматум. В какой-то момент переговоров Гитлеру доложили, что Бенеш объявил по чехословацкому радио о всеобщей мобилизации. В комнате повисла гробовая тишина. «Теперь войны не избежать», — подумал переводчик Гитлера Пауль Шмидт. Вероятно, все присутствовавшие подумали о том же. Но в тот раз Гитлер взял себя в руки и сказал: «Несмотря на такую невиданную провокацию, я выполню свое обещание и не выступлю против Чехословакии, пока длятся переговоры, во всяком случае, пока вы, г-н Чемберлен, находитесь на германской земле» 405. Переговоры продолжились, хотя и без особого успеха. Все, чего Чемберлену удалось добиться, так это сгладить совсем уж ультимативно звучавшие слова (заменить, например, «Германия требует» на «Германия предлагает») и перенести сроки выполнения германских условий на несколько дней. По сути, германский меморандум оставался ультиматумом с очень жесткой привязкой к срокам. Чемберлен, который называл теперь себя только посредником, согласился передать «предложения» Гитлера в Прагу. Европа еще ближе подошла к войне, чем это было до встречи в Берхтесгадене.

Лондон погрузился в самые мрачные предчувствия. «Меня охватил ужас, — записал в дневнике Кадоган после того, как услышал рассказ Чемберлена о переговорах в Годесберге на собрании “ближнего круга”. — Он совершенно спокойно говорил о полной сдаче позиций. Еще ужаснее то, что Гитлер, похоже, загипнотизировал его (Чемберлена. — И. Т.). Но самое ужасное — видеть, что премьер-министр загипнотизировал Галифакса, который капитулирует полностью. Премьер-министр рассказывал около часа, и не было практически никакой дискуссии... В 5:30 началось заседание кабинета, и Галифакс вернулся с него совершенно счастливым пораженцем-пацифистом. Кажется, он считает, что кабинет прошел хорошо. Удивительно! Они все еще не понимают (происходящее), и они не видели карту. Я знаю, что мы и французы не в состоянии сражаться, но я бы предпочел быть разбитым, чем обесчещенным. Как после этого мы сможем смотреть