Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

в пять часов вечера. Эта встреча запомнилась всем присутствовавшим, потому что на ней Гитлер впервые сорвался при общении с иностранцем. Игра нервов и напряжение последних дней сказались и на нем. В какой-то момент, не дослушав до конца перевод письма Чемберлена, Гитлер вскочил с кресла и со словами «говорить больше не о чем» направился к двери 413. В первые секунды все растерялись, поскольку ни англичанам, ни немцам видеть такое еще не приходилось. У самой двери Гитлер взял себя в руки и вернулся на место. Вся выходка напоминала истерику избалованного мальчика, не получившего любимую игрушку. Выслушав с перебиваниями и негодующими комментариями перевод, Гитлер дал волю своему гневу, а затем все заговорили одновременно, так что нельзя было понять, кто о чем говорит 414. Гитлер кричал, что «к немцам относятся, как к ниггерам, и даже туркам не понравилось бы такое отношение». До 1 октября, кричал фюрер, он раздавит Чехословакию, и если французы и англичане решатся ударить, его это не пугает 415. Судя по всему, истерика Гитлера была не показной. С ним случился настоящий припадок. В таком состоянии люди часто не отдают себе отчета в том, что они наговорили, и не помнят потом этого. Но Вильсон прекрасно понимал, что Чемберлен ждет от него хоть какой-то зацепки для продолжения «мирных усилий». Поэтому из общего гвалта и выкриков фюрера Вильсон решил сделать вывод, будто Гитлер согласен на германо-чехословацкую встречу, но только после выполнения условий своего меморандума, включая установленный им срок 1 октября 416. Что в любом случае делало ее бессмысленной.

В тот же день вечером Гитлер выступал перед нацистской молодежью в берлинском Дворце спорта. Очень быстро он довел свою аудиторию до полной экзальтации. Основной гнев фюрер обрушил на Бенеша. «Он выдавливает немцев (из Судет), — кричал фюрер. — Но на этом его происки должны закончиться. Сейчас решение за ним. Мир или война! Или он принимает это предложение и предоставляет, наконец, свободу немцам, или мы придем и завоюем эту свободу сами». Крикливая речь содержала один пассаж, обращенный к британскому премьеру: «Я заверил Чемберлена, что как только чехи уладят вопросы со своими меньшинствами, чешское государство перестанет меня интересовать. Я обещаю это. Нам не нужны чехи» 417. Чемберлен тут же ухватился за эту возможность, чтобы отправить Вильсона еще раз в рейхсканцелярию. Никаких новых предложений у Чемберлена не было. Вильсон должен был передать Гитлеру, что Англия по-прежнему готова обсуждать как наилучшим образом осуществить первоначальный англо-французский план по передаче Судет Германии 418. Французы, кстати, в это время были озабочены другими вопросами. Вечером 26 сентября Бонне попросил англичан ответить на следующие вопросы: 1. Готова ли Великобритания немедленно и одновременно с Францией объявить мобилизацию? 2. Готова ли она ввести призыв? 3. Готова ли объединить экономические и финансовые ресурсы двух стран? 419 Это не означало, что Франция кардинально поменяла свой подход. Просто, чувствуя себя загнанной в угол, она готовилась огрызнуться.

Новая встреча Вильсона с Гитлером ничего не дала. Обошлось без скандала, но фюрер по-прежнему повторял, что у чехов есть всего два варианта — принять германский меморандум или отвергнуть его. Во втором случае он обещал «размазать чехов». Вильсону не оставалось ничего другого, как заявить на прощание: «Если, в соответствии со своими договорными обязательствами, Франция начнет вооруженные действия против Германии, Великобритания поддержит Францию». Это заявление снова возбудило Гитлера. «Если Англия и Франция ударят, — нервно возвысил он голос, — пусть ударяют. Меня это совершенно не волнует. Я готов к любому развитию событий. Я могу лишь учесть вашу позицию. Сегодня вторник, и к следующему понедельнику мы все окажемся в состоянии войны» 420. Трудно сказать, насколько Гитлер блефовал в тот момент, но в одном можно не сомневаться — фюрер был уверен, что Англия и Франция не выступят с оружием в руках в защиту Чехословакии. Поэтому он даже не стал скрывать, что германская мобилизация будет объявлена 28 сентября в два часа дня. Следующий день, таким образом, становился решающим. Начнет Гитлер войну или нет? Выступят Франция и Англия в защиту Чехословакии или не выступят? Какую позицию займет СССР? Вот три главных вопроса, которые задавали себе люди во всех странах мира.

28 сентября Франсуа-Понсе был разбужен в четыре часа утра звонком из Парижа. Даладье и Бонне поручали своему послу добиться рано утром аудиенции у Гитлера и в очередной раз попытаться убедить его в необходимости решить вопрос мирным путем. Французы поняли, что у англичан ничего не получается, и решили взять инициативу в свои руки. В семь часов утра Франсуа-Понсе разбудил Гендерсона и узнал, что накануне вечером английский посол также получил инструкции Галифакса еще раз встретиться с Гитлером. Гендерсон успел передать свою просьбу в германский МИД до того, как отправился спать, и теперь собирался ждать ответ Вайцзеккера. Первым послом, которого фюрер принял в этот день, был Франсуа-Понсе. В 11:00 он получил приглашение срочно явиться в рейхсканцелярию, и около полудня был принят фюрером. «Адъютанты Гитлера были в состоянии крайнего возбуждения, — вспоминал француз. — Постоянно входили и выходили взволнованные офицеры СС и вермахта. В комнате, ведущей в большой конференц-зал, где Гитлер принял меня, многие столы были покрыты скатертями с разложенными салфетками, столовыми приборами и посудой. Мне сказали, что на час дня запланирован обед с офицерами, которые будут командовать подразделениями, участвующими во вторжении. Само вторжение предполагалось начать в три часа дня» 421. (Франсуа-Понсе здесь немного путает. На два часа дня 28 сентября было намечено объявление о всеобщей мобилизации, а вторжение должно было начаться на следующий день.) Гитлер ожидал французского дипломата вместе с Риббентропом. Оба были напряжены и нервничали. Франсуа-Понсе разложил подготовленную им карту, где красным цветом были выделены территории Чехословакии, которые должны были отойти Германии. Они составляли около 75 % от того, что хотел получить Гитлер. Готов ли фюрер взять на себя ответственность за неисчислимые жертвы в ситуации, когда почти все его требования уже приняты, поинтересовался посол. Риббентроп попытался возражать, но Франсуа-Понсе повернулся к нему спиной и демонстративно обращался только к Гитлеру. В этот момент адъютант доложил о прибытии итальянского посла Аттолико, который просил принять его немедленно. Гитлер извинился и сказал, что вернется через пятнадцать минут 422.

С появлением итальянца ситуация стала быстро раскручиваться в обратную сторону. Идея подключить Италию к переговорам принадлежала британскому послу в Риме лорду Перту (бывшему Генеральному секретарю Лиги Наций Эрику Драммонду,