Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

С одной стороны, дуче испытывал откровенную зависть. Он очень ревниво следил за «успехами» фюрера. «Итальянский народ будет смеяться надо мной, — откровенничал Муссолини перед Чиано 15 марта, получив послание фюрера о занятии Праги. — Всякий раз, когда Гитлер занимает какую-либо страну, он присылает мне послание» 85. А тут еще принц Гессенский, привезший это сообщение (немецкий принц был женат на дочери итальянского короля, и Гитлер часто использовал его, когда хотел что-то передать Муссолини, минуя официальные дипломатические каналы), сообщил, что эта операция освободила двадцать германских дивизий, «которые могут быть использованы в какой-либо другой зоне и для поддержки политики Оси». И тут же передал совет Гитлера, что если дуче «намерен предпринять операцию в большом масштабе, то лучше подождать пару лет, когда число свободных прусских дивизий достигнет ста». Дуче воспринял это предложение как издевательство и гордо сообщил фон Гессену, что «в случае войны с Францией мы будем сражаться одни, не попросив у Германии ни одного человека» 86.

С другой стороны, Муссолини был раздражен тем, что обо всех своих действиях Гитлер информировал его уже постфактум. Дуче все больше опасался непредсказуемости Гитлера и особенно боялся, что фюрер может обратить свой взор на Средиземноморье. Единственным человеком, с которым Муссолини мог вести откровенные разговоры, был Чиано, зять дуче и одновременно министр иностранных дел фашистского правительства. То, что слышал в те дни Чиано, вполне могло стать мировой сенсацией, если вышло бы за пределы семейного круга. Дуче печально говорил о том, что «прусская гегемония в Европе установлена. По его мнению, — записал в дневнике Чиано, — коалиция всех других держав, включая нас, могла бы остановить германскую экспансию, но не смогла бы ликвидировать», то есть победить Германию. Получалось, что в марте 1939 года Муссолини все еще задумывался о воссоздании «фронта Стрезы» и возможности совместных с Англией и Францией действий против Германии! Такие же мысли посещали и Чиано. 19 марта он записал в дневнике: «События последних дней перевернули мое мнение о фюрере и Германии; он тоже ненадежен и вероломен, и мы не можем вести с ним какую-либо политику. Я сегодня в беседе с дуче выступал за соглашение с западными державами» 87. В другой раз дуче с беспокойством говорил о хорватской проблеме. Он боялся, что хорваты последуют примеру словаков и, поощряемые Германией, провозгласят свою независимость от Югославии, отдавшись «под немецкое покровительство». «В таком случае, — откровенничал дуче, — для нас останется лишь одно из двух: либо дать первый выстрел против Германии, либо быть сметенными революцией, которую вызовут сами фашисты. Никто не потерпит свастики на Адриатическом море» 88. Конечно, можно скептически относиться к словам дуче о «фашистской революции», но показателен сам ход его мыслей.

Главная проблема Муссолини состояла в том, что при поистине наполеоновских планах он был не в состоянии осуществить их самостоятельно. Италии по зубам были лишь противники уровня феодально-племенной Эфиопии, и дуче прекрасно понимал это. Его воинственные слова, произносимые публично, совершенно не соответствовали возможностям Италии. Мало того, реализовать свои имперские замыслы Муссолини мог только в союзе с Гитлером, которого дуче ненавидел все больше и вполне допускал, что фюрер может его банально обманывать. Отсюда все метания дуче в 1939 году. Один из самых заметных итальянских дипломатов того времени Дино Гранди, ветеран фашистского движения, когда-то осмелившийся бросить вызов самому Муссолини, объяснял все просто: «Во время грядущего великого кризиса нам надо будет продать себя за высокую цену» 89. Именно так Италия вела себя накануне и на начальном этапе Первой мировой войны. В чем-то история, конечно, повторялась, но теперь Муссолини точно понимал, чего он хочет, и не знал, как этого добиться. Поэтому он то требовал от Чиано скорее превратить Ось в полноценный военный союз с Германией, то, наоборот, велел не спешить со взятием на себя каких-либо твердых обязательств. На метания Муссолини накладывала свой отпечаток и позиция Чиано, который презрительно относился к немцам и был неизменно против увязывания судьбы Италии с германской политикой.

В конечном итоге Муссолини «выпустил пар», оккупировав Албанию. С военно-политической точки зрения эта акция имела довольно сомнительное значение для укрепления позиции Италии на Балканах. Король Албании Зогу, несмотря на случавшиеся в итало-албанских отношениях конфликтные ситуации, и так был полностью зависим от Италии и поэтому вполне управляем. Но аннексия виделась Муссолини и итальянским военным самым надежным способом полностью прибрать Албанию к рукам. Кроме того, дуче считал, что захват Албании будет способствовать укреплению его личного авторитета в глазах итальянского народа и Германии. То есть в ответ на Прагу он решил предъявить миру Тирану. После некоторых колебаний дуче в начале апреля отдал приказ о военной операции против Албании. Последней был предъявлен ультиматум с требованием допустить постоянное присутствие итальянской армии на албанской территории, и в течение нескольких дней (с 7 по 12 апреля) Албания была оккупирована итальянскими войсками. Король Зогу бежал в Грецию. Новым королем Албании был объявлен итальянский монарх Виктор Эммануил III, а страна превратилась в протекторат Италии. Муссолини торжествовал победу.

Когда речь заходит об аннексии Албании, историки обычно начинают гадать и путаться, отвечая на вопрос, зачем это было нужно. Их легко понять, поскольку сам Муссолини, а вместе с ним и многие итальянцы, не мог дать на него точный ответ. Один из итальянских дипломатов весьма образно заметил, что захват Албании был так же бессмыслен, как «изнасилование собственной жены»  90. Очевидно, что после оккупации немцами Праги уязвленный Муссолини постоянно думал о «достойном» ответе. 31 марта испанские националисты захватили Мадрид, и генерал Франко объявил об окончании гражданской войны в Испании. Муссолини, который сделал очень много для победы националистов, воспринял ее с ликованием, почти как собственный триумф. Но для удовлетворения тщеславия дуче этого оказалось мало. Ведь и Гитлер способствовал победе Франко. Муссолини нужен был другой, персональный успех. Такие мысли, конечно же, сыграли свою роль в решении захватить Албанию, но быть главной и, тем более, единственной причиной все-таки не могли. При иных обстоятельствах дуче, вполне вероятно, воздержался бы от подобного шага и продолжил бы контролировать Албанию мирными способами.

Присоединение Албании традиционно объясняют желанием Италии контролировать Адриатическое море 91. Действительно, вход в Адриатику запирался теперь итальянцами с обеих сторон. Но Италия полностью контролировала это море и до оккупации Албании. Более веской причиной могли быть планы господства на Балканах и в восточной части Средиземного моря. В этом смысле аннексия Албании была в равной степени предупреждением Германии