Русская Арктика: лед, кровь и пламя - Светлана Геннадьевна Самченко

Надо сказать, что ледоколы вообще тяжеловаты на революционный подъем. Во-первых, у них очень неплохи паек и денежное довольствие для команд. А там, где кормят лучше, чем даже в боевом составе, и есть возможность поддерживать финансами семью на берегу, вроде как и нет повода для участия в мятеже. Во-вторых, именно у «Ермака» экипаж считался вольноопределяющимся. То есть набирался на добровольной основе. А если в команде много добровольцев, на нее плохо действует ведущий революционный лозунг «Долой войну!». В-третьих, часто в бунт уходят при наличии у экипажа свободного времени на участие в несанкционированных мероприятиях и изучение политической обстановки. В боевом морском походе, видите ли, могут быть большие проблемы с получением свежих газет и доставкой на сушу всех желающих выступить против власти. «Потемкин» ушел бунтовать со стоянки учебного отряда, «Очаков» закатил свое дело прямо на рейде города Севастополь, балтийские дредноуты подняли мятеж тогда, когда им даже по военной необходимости запретили далее 100 миль отходить от базы в Гельсингфорсе, «Аврора» перед знаменитым выстрелом по Зимнему стояла в ремонте и под Николаевский мост приползла по Неве прямо с завода… А если войну и лед никто ради революции не отменял, весьма высок шанс, что за ежедневными делами просто не заметишь смены власти в столице… Как бы то ни было, а считать «Ермака» активным революционером – грешить против истории. Фраза же из журналов советских времен – скорее пресловутое «красное словцо», а не констатация факта.

Тем не менее осенью 1917 года ледокол работал в Петрограде. 28 декабря 1917 года командир «Ермака» В. Е. Гасабов писал в донесении командиру Петроградского порта:

«…Была сделана ошибка в посылке в Петроград одного “Ермака”, который в Неве переставлять суда не может. В предыдущие зимы здесь обыкновенно работали ледокол “Волынец” и погибший ныне “Петр Великий”, которые легко справлялись с этой работой, теперь же средств никаких нет, а “Ермак” и “Ораниенбаум” сделали все, что могли. По окончании погрузки угля возьму с собой последний пароход “Клио” и больше в Петроград приходить не могу, т. к. во время последней проводки крейсеров испортил себе холодильник, насосав донного песку благодаря мелководью».

Более того, несмотря на полную разруху и развал промышленности, «Ермак» после этого письма получает распоряжение выйти в ремонт и ухитряется силами собственного экипажа и оставшихся рабочих Кронштадтских судоремонтных мастерских привести себя в порядок – с докованием и переборкой механизмов. Вот что значит – быть незаменимым!

3 января 1918 года по приказу Народного комиссариата по морским делам «Ермаку» было приказано перейти в Петроград и находиться там, вплоть до распоряжения Верховной морской коллегии. 16 января ледокол такое распоряжение получил – ему предстояло перейти в Гельсингфорс и ждать там дальнейших приказов от Центробалта. Но в море не вышел. В том, какие органы новой революционной власти имеют теперь право отдавать ему приказы и делать поручения, он еще не разобрался. Поэтому вскоре получил из Военного отдела Центробалта гневное требование:

«В случае нежелания “Ермака” к выходу считаем вправе прибегнуть даже к силе, ибо ощущается крайняя необходимость в ледоколе. Подпись: начальник оперативной части штаба Балтийского флота Е. С. Блохин».

Блохин не был адмиралом. Он въехал в военачальники на революционной волне – через выборный матросский комитет, от партии анархистов. Совсем недавно вся Балтика знала его простым матросом, любителем лозунги на митингах поорать… Слушать его или не слушать – ведь он смеет еще и грозить?.. На всякий случай «Ермак» перебрался из Кронштадта в Ревель. Но там, под угрозой немецкой оккупации, уже готовилась эвакуация города.

22 февраля «Ермак» все-таки повел оттуда в Гельсингфорс две подводные лодки и два транспортных парохода с военными грузами. 27 февраля под обстрелом немецких самолетов ледокол проводил ревельские караваны судов от маяка Грохара к Гельсингфорсу. Но вскоре возникла необходимость в эвакуации и этого города: Финляндия получила от советской власти независимость, которой тут же попытались воспользоваться наступающие германские войска, которых не очень-то задержал позорный и неправедный Брестский мир.

В Гельсингфорсе к тому времени пребывала целая боевая эскадра Балтийского флота – во главе со своим бессменным флагманом крейсером «Рюрик». Немцы рассчитывали захватить эти корабли, воспользовавшись тяжелой ледовой обстановкой и традиционной революционной неразберихой с падением уровня воинской дисциплины…

«Ермак» оказался одним из тех, кто помог предотвратить этот вероломный захват. 12 марта он в паре с менее мощным ледоколом «Волынец» вывел из Гельсингфорса в Кронштадт первый отряд кораблей. В его составе были линкоры-дредноуты «Гангут», «Полтава», «Севастополь» и «Петропавловск», отряд крейсеров во главе с «Рюриком», эсминцы, подлодки и вспомогательные суда. Знаменитый «Ледовый поход» Балтийского флота, спасший для державы немало кораблей, начался. Море было сковано льдом – к счастью, ровным, как стол, но достаточно прочным. «Ермак» с «Волынцем» пробивали фарватер, который из-за подвижки полей быстро смыкался, поэтому эскадра шла плотной колонной с минимальными дистанциями между мателотами. Получи кто аварию по ходовой части, замедли движение – и столкновение будет неминуемым! Концевых затирало льдом, приходилось кому-нибудь из ледоколов возвращаться и выручать. Дневные переходы выматывали все силы. А ночью падала температура и кто-нибудь обязательно примерзал ко льду, так что с рассветом приходилось начинать с обкалывания… До Кронштадта отряд дошел в крайней степени измотанности экипажей, с многочисленными поломками по ходовой части, на последней лопате угля.

После прихода в Кронштадт «Ермак» не ушел, как планировал, на послепоходную профилактику, а занимался почти до конца марта проводкой крейсеров в Петроград. И на кратких стоянках успевал еще как-то ремонтироваться. И тут его снова отозвали в Гельсингфорс: весна пока так и не началась, немецкая угроза Гельсингфорсу не исчезла, надо было выводить через льды оставшуюся часть эскадры. Председатель Оперативного отдела штаба Балтфлота П. Н. Ламанов телеграфировал:

«Передайте экстренно “Ермаку”: командующий флотом по радиотелеграфу требует немедленного выхода “Ермака” в Гельсингфорс. Политические обстоятельства ставят эскадру в критическое положение. Примите все зависящие меры к ускорению выхода, и о времени выхода прошу уведомить».

Так и не завершив межпоходного ремонта, «Ермак» опять отправился через льды в Гельсингфорс. И тут, вечером 29 марта, неожиданно попал под обстрел захваченной белофиннами артиллерийской батареи на острове Лавенсаари. Сначала финские артиллеристы под предлогом своего якобы бедственного положения попросили снять их с острова, но «Ермак» раскусил хитрость: нашли дурачка! Наверняка решили, что подманят и поймают!.. Поэтому запросил подробнее объяснить сигналами в международном коде, какая беда у них там стряслась и почему их надо срочно эвакуировать. Финны поняли, что фокус не