Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

В Германию Риббентроп возвратился как герой. По первоначальному плану он должен был лететь из Москвы в Берхтесгаден, чтобы там доложить Гитлеру о результатах поездки. Но фюрер не вытерпел и решил встретиться со своим министром на полпути. К тому же теперь, когда путь на Варшаву был открыт, фюреру предстояло провести в столице Рейха последние приготовления к нападению на Польшу. Гитлер приказал Риббентропу лететь в Берлин, куда 24 августа прилетел и сам. В Берлине новость о пакте с СССР была встречена с разными чувствами. Многими — с восторгом, но были и такие, кто встретил новость настороженно. Все понимали, что германо-советское соглашение открывало путь к войне, и не каждый желал ее начала. Геринг осторожно пытался отговорить Гитлера от необдуманных решений, предлагая попробовать решить вопрос с Польшей мирным путем. Но все было бесполезно. Теперь, после того как Гитлер пошел на беспрецедентные территориальные уступки Советскому Союзу, ему очень хотелось наказать Польшу и сполна получить «свое». В порыве чувств он даже назвал Риббентропа «вторым Бисмарком» 133, что звучало откровенно унизительно по отношению к великому германскому канцлеру.

На этом история с пактом Молотова-Риббентропа не закончилась. Уже после войны ее ждало интересное продолжение. В попавших в руки американцев германских архивах они обнаружили фотокопию секретного протокола, подписанного Молотовым и Риббентропом. К тому времени был известен лишь текст основного договора, но ни секретный протокол, ни касавшаяся его дипломатическая переписка между Советским Союзом и Германией известны не были. Одна страница найденного текста полностью переворачивала взгляд на предвоенную историю международных отношений. Оказалось, что в сентябре 1939 года СССР не просто воспользовался удачным моментом и ввел свои войска в истекавшую кровью Польшу, а заранее хладнокровно подготовил вместе с Гитлером ее раздел. Грянул скандал. Союзники потребовали от Москвы объяснений. Естественно, объяснить секретную договоренность с нацистами о разделе Польши было трудно, и Советский Союз предпочел объявить оказавшуюся в руках американцев копию секретного протокола фальшивкой. Благо, что основная часть документов германского МИДа либо погибла в ходе боев за Берлин, либо оказалась в распоряжении Советского Союза. С тех пор и вплоть до 1989 года в СССР публично отрицали существование секретных договоренностей с Германией. В большинстве поствоенных «исторических» работ, издававшихся в Советском Союзе, начиная с подготовленной Совинформбюро «исторической справке» «Фальсификаторы истории», вообще ничего не упоминалось о существовании протокола. Пакт о ненападении с Германией был. Благодаря ему, утверждалось в брошюре, СССР «смог отодвинуть свои границы далеко на Запад», а «гитлеровские войска вынуждены были начать свою агрессию на Восток не с линии Нарва-Минск-Киев, а с линии, находившейся в сотнях километров к западу» 134. А о секретном протоколе — ни слова. Действительно, зачем опровергать то, чего как бы не было?

Тему секретного протокола полностью обошел в воспоминаниях советский дипломат и историк И.М. Майский. Ничего не сказал о нем и признанный в Советском Союзе авторитет в области истории международных отношений В.Я. Сиполс 135. Естественно, что и советское руководство полвека хранило молчание о существовании секретного протокола к советско-германскому пакту о нейтралитете. Интересную позицию в вопросе о существовании протокола занял Молотов. Писатель Ф.И. Чуев, друживший с Молотовым, когда тот был уже пенсионером, в 1970-1980-е годы много раз встречался с ним и разговаривал на самые разные темы. В апреле 1983 года он прямо спросил престарелого Вячеслава Михайловича: «На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение...» «Никакого», — ответил Молотов, даже не дослушав вопрос до конца. «Не было?» — уточнил Чуев. «Не было. Нет, абсурдно», — заверил Молотов и объяснил: «Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо сказать, что это, безусловно, выдумка». Правда, через три года, в марте 1986-го, Молотов изменил прежнюю тактику. «Спрашиваю у Молотова не в первый раз, — записал Чуев. — Что за секретный протокол был подписан во время переговоров с Риббентропом в 1939 году?» «Не помню», — ушел от ответа пенсионер 136. Может, действительно уже не помнил. Ведь в тот день Вячеславу Михайловичу исполнилось девяносто шесть лет! Иногда, правда, Молотов забывался, и тогда мог поведать истории, противоречившие его собственным высказываниям. В июле 1978 года он рассказывал: «Мы с ними (немцами. — И. Т.) договорились. Они должны были согласиться. Это их инициатива — Пакт о ненападении. Мы не могли защищать Польшу, поскольку она не хотела с нами иметь дело. Ну и поскольку Польша не хочет, а война на носу, давайте нам хоть ту часть Польши, которая, мы считаем, безусловно принадлежит Советскому Союзу» 137.

Официальное отрицание существования протокола продолжалось в СССР вплоть до конца 1989 года, когда подлинность опубликованной на Западе фотокопии была подтверждена специально созданной комиссией А.Н. Яковлева. При этом оригинальный текст документа по-прежнему продолжал храниться где-то в недрах секретных партийных архивов и публично представлен не был. Последний советский руководитель М.С. Горбачев так и не признал существование отдельного протокола. В 1989 году исполнялось пятьдесят лет с начала Второй мировой войны. Этому событию уделялось много внимания, и в одном из своих выступлений Горбачев усомнился в наличии августовского протокола. Он объяснил свою позицию тем, что существовало различие между реально установленной в сентябре 1939 года границей и той линией, которая была согласована в августе. Не исключено, что в неловкое положение президента СССР поставили помощники, готовившие его выступление. Возможно, они не учли советско-германский Договор о дружбе и границах от 28 сентября 1939 года 138. В опять же секретном протоколе к нему уточнялась граница, намеченная в августе. Это привело к тому, что реально установленная после ликвидации Польши советско-германская граница действительно отличалась от той линии, о которой две страны договорились в августе. Так или иначе, но в начале 1990-х секретный протокол был, наконец, найден в секретных партийных архивах и опубликован уже в постсоветской России. Такой шаг позволил окончательно закрыть тему подлинности той копии, на которую все время ссылался Запад и которую полностью игнорировали советские историки. Это сразу же поставило последних в затруднительное положение, но после некоторого замешательства выход был найден. Сегодня, когда отрицать существование секретного протокола уже невозможно, большинство российских историков исходят из того, что «никаких реальных территориальных изменений или оккупации “сфер интересов” советско-германский договор не предусматривал. В этом и заключается его принципиальное отличие от Мюнхенского соглашения, которое прямо передавало Германии приграничные районы Чехословакии» 139.