Лица войны - Владимир Александрович Рыжков

Многие считали, что Рузвельт осторожничал и слишком медлил с вхождением страны в этот конфликт. Однако, будучи реалистом, он хорошо понимал, что политика – это искусство возможного, и пока у него не будет достаточной политической поддержки, такое судьбоносное решение просто не устоит, политически не удержится. Поэтому он действовал осторожно, исподволь используя события в Европе. Постепенно шла ревизия законодательства о нейтралитете. В конце 1939 года Рузвельт фактически начинает сближение с Великобританией на антигерманской основе.

Ленд-лиз появляется в марте 1941 года. Но еще до этого начинаются штабные секретные переговоры английского и американского командования, вырабатывается уже общий план войны с Германией, которая обозначается как враг номер один. Не Япония, а именно Германия.

Но толчок дал Перл-Харбор, после чего уже и Конгресс стал за войну. Другое дело – Германия. Ведь Гитлер объявил первым войну Соединенным Штатам, а не наоборот. С Германией могло дело затянуться даже после Перл-Харбора. Но Гитлер здесь опередил события и помог Рузвельту сделать ответный шаг.

Подготовку к войне Рузвельт обозначил знаменитой формулой «арсенал демократии». То есть США должны стать прежде всего арсеналом для воюющей демократии, должны наращивать свой военный потенциал, помогать техникой и вооружениями.

Была знаменитая фраза Черчилля, которую он сказал в Вашингтоне: «Дайте нам инструмент, и мы закончим работу». Инструмент дали в основном в руки Красной армии, начиная особенно с 1942 года. Американцам трудно было планировать в этой ситуации, когда и где они вступят на континент – это очень сложно было, тем более что Япония отвлекала большие силы и средства. Поэтому Германия была тем не менее на втором плане с точки зрения военного планирования.

Но Рузвельт предлагал и выбрал щадящую модель мобилизации – сохранение костяка рабочей силы, сохранение экономики, упор на военную промышленность прежде всего. Минимальная мобилизация в состав вооруженных сил. Хотя это был призыв.

Франклин Рузвельт – 32-й президент США

В начале 1942 года американское командование запросило 215 дивизий. Рузвельт сразу вычеркнул эти 215, потому что ему казалось это слишком много, слишком большой нагрузкой на человеческий материал страны. И в итоге американцы обошлись менее чем 100 дивизиями в течение всей войны.

Подготовку к войне Рузвельт обозначил знаменитой формулой «арсенал демократии». То есть США должны стать прежде всего арсеналом для воюющей демократии, должны наращивать свой военный потенциал, помогать техникой и вооружениями.

Щадящая модель – вступить, когда страна будет готова. Как потом об этом скажет известный американский физик Ванневар Буш: «Мы готовились, пока другие воевали».

Это касалось и второго фронта. Это немного более сложная история, потому что здесь позиция Рузвельта отличалась от черчиллевской. Как говорил Литвинов, Черчилль как бы вел Рузвельта на буксире в этом вопросе. И действительно, в 1942 году именно Черчилль сорвал планы операции по высадке силами 6–10 дивизий, чтобы отвлечь немцев хотя бы немного от Сталинграда.

Возвращаясь к первоначальной стадии, когда Черчилль втягивал США – или Черчилля втягивали – в эту войну, зададимся вопросом: какова была его мотивация? Ведь, согласно традиционной схеме, был один диктатор в Берлине, был второй диктатор в Москве, оба режима были равно или не равно отвратительными для американцев и для Рузвельта. Почему он с самого начала, еще с 1936 года, сделал ставку на союз с СССР?

Реакция Рузвельта была поначалу более осторожной, чем у Черчилля, он тут ясно высказался в сторону поддержки. Для Рузвельта и для Америки в целом это были два враждебных, чуждых им режима.

Но в отличие от Черчилля и Сталина, у которых в 1941 году не было выбора, у Рузвельта было больше свободы действий. Над Америкой не висела непосредственная угроза безопасности. И то, что он сделал выбор все-таки в пользу союза с Россией, тогда советской, – это очень важный выбор. Мотивация Рузвельта была отчасти геополитическая, поскольку он понимал, что Германия – бо́льшая угроза для США, чем СССР. Во-первых, из-за СССР за всю историю не погиб ни один американский солдат. Кроме того, учитывая географию, Россия нужна была против Японии.

Но кроме геополитики, был другой важный психологический, идеологический, мировоззренческий момент: у Рузвельта в отличие от Черчилля вообще не было зашоренности в отношении советского эксперимента. Рузвельт сам был реформатором, провел социальные реформы и многое изменил в своей стране.

СССР на фоне всемирного экономического кризиса выглядел довольно неплохо. Рузвельт приглядывался к этому эксперименту. Он надеялся на то, что рано или поздно, в том числе и благодаря взаимодействию с союзниками, его воздействия на Сталина, СССР может эволюционировать в сторону более либерального общества, изживать эксцессы тоталитарного правления. Поэтому идеологический фактор не был для Рузвельта табу, он был в этом отношении более гибким и терпимым к советской модели, чем Черчилль.

В треугольнике Черчилль – Рузвельт – Сталин, если смотреть их переписку, очень часто складывается соотношение 2:1, в том числе – Рузвельт со Сталиным против Черчилля. Были такие случаи, особенно на втором этапе войны, начиная с Тегерана, когда стало ясно, что Великобритания все-таки отходит на задний план с точки зрения ресурсов, потенциала, и главным тандемом, ударной силой коалиции становятся Соединенные Штаты и Советский Союз. Вот тогда Черчилль поневоле начинает ощущать себя, как он говорил, маленьким осликом рядом с американским бизоном и русским медведем.

В треугольнике Черчилль – Рузвельт – Сталин, если смотреть их переписку, очень часто складывается соотношение 2:1, в том числе – Рузвельт со Сталиным против Черчилля.

Однако до перелома в войне Черчилль был очень важной фигурой в альянсе и он часто блокировался с Рузвельтом против Сталина. Второй фронт – это по существу англо-американская стратегия, которая в итоге победила, то есть они открыли его тогда и там, где они хотели.

Рузвельт был либералом. Но сталинскую систему он считал все-таки исправимой. И ведь были признаки в годы войны, что она стала меняться: роспуск Коминтерна, возврат к историческим традициям и ценностям, примирение с церковью – это были серьезные вещи. И на Западе за этим очень внимательно следили.

Видимо, Рузвельт еще учитывал, что фактически вся тяжелая промышленность в СССР была по большей части американская. То есть и автомобильные заводы, и металлургия, и гидроэлектростанции в основном строились американскими инженерами, использовались американские технологии. Иными словами, был опыт экономического сотрудничества с США.

Рузвельт был очень скрытным, часто был неискренен в своей риторике. Как он сам говорил: «Моя левая рука не знает, что делает правая». У