Гвардии Камчатка - Николай Владимирович Манвелов

ласкал ее маленьких, смуглых ребятишек, давал им конфет и говорил матери, или она это уже себе так истолковала, что у него во Франции остались также маленькие дети. Камчадалка любила это рассказывать. Во время сражения[191] их держали внизу; они говорили, что видели раненых на фрегате. 21 августа адмирал сказал, что отошлет женщину одну с детьми, но та с отчаянием ухватилась за мужа и объявила, что она не оставит его. Адмирал не мог противостоять слезам и рыданиям женщины. Впрочем, Усов на вид невзрачный, черненький, худенький, хиленький, седенький старичок… Выпросив мужа, камчадалка выпросила и своего брата, на вид почти юношу».

Усов рассказал русским офицерам, что только на фрегате La Forte он видел тела семи погибших и разорвавшееся орудие.

«…Французы приглашали пленных вступить к ним в службу, но они отказались; …офицеры, отпуская его, обещали остальным пленным освобождение, когда Петропавловский порт будет взят», – докладывал Завойко.

От отпущенного русского квартирмейстера впервые стало известно и о самоубийстве контр-адмирала Прайса.

Генерал-адмирал, Великий князь Константин Николаевич

Здесь надо сказать, что как в Петропавловске, так и в штабе генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева далеко не сразу поверили в то, что Прайс застрелился. Смерть британского командующего списывали даже на разрыв шальной бомбы с русских позиций. Так, капитан 1-го ранга Арбузов даже спустя 15 лет писал, что контр-адмирал был убит на своем флагманском корабле русским ядром, причем – в первый день штурма.

Генерал-губернатор Муравьев писал в этой связи Генерал-адмиралу Великому князю Константину Николаевичу:

«Завойко напрасно поверил рассказу пленного, что адмирал Прайс будто бы сам застрелился. Неслыханное дело, чтобы начальник застрелился в самом начале сражения, которое надеялся выиграть; не мог адмирал Прайс застрелиться и невзначай своим пистолетом, для какой надобности он брал его в руки, находясь на фрегате за милю от нашей батареи».

Но вернемся в 21 августа 1854 года, в Петропавловск.

Усов привез Завойко от Депуанта письмо следующего содержания:

«Rade d’Avatcha. Le 1-e de Septembre 1854.

Monsieur le gouverneur.

Les chances de la guerre m’ayant fait tomber entre les mains me famille Russe, j’ai l’honneur de vous la renvoyer.

Recevez, monsieur le gouverneur l’assurance de ma haute consideration.

L’amiral commandant en chef

F. Despointe»[192].

Высказанное почтение к Завойко вовсе не означало того, что французский контр-адмирал намеревался уйти от берегов Камчатки. Напротив, Фебврье Депуант готовил новый штурм русских позиций. В этом ему помогли лесорубы: пруссак и американец – один из тех, кто был «возмущен» появлением союзников под флагом Соединенных Штатов. Оба они рубили дрова для китобойных судов, капитаны которых обещали отвезти их за это в Гонолулу. По свидетельству моряков эскадры, лесорубы готовы провести союзников в тыл русским, однако именно их позже многие союзные офицеры будут обвинять в проигрыше боя:

«1 сентября[193] пароход Virago отправился в Тарьинскую губу, чтобы похоронить тело адмирала Прайса. Тут пароход встретил этих людей, рубивших дрова. Их привезли на Pique затем, чтобы капитан расспросил их. Они рассказали, что дорога в город прекрасная и широкая: далее, что над позицией господствует гора, которою легко овладеть, словом, они представляли дело в самом лучшем виде, так что г. Николсон, не колеблясь, предложил его адмиралу Депуанту. Тщетно адмирал представлял ему, что американцы давно из Петропавловска и не знают, какие укрепления возведены русскими, и потому они смотрят на вещи не с настоящей точки зрения; но, наконец, увлеченный живостью его убеждения, он согласился».

План боя предполагал высадку десанта у 3-й и 7-й батареи, чтобы одним ударом покончить с русской обороной, выйдя на Никольскую сопку и захватив Петропавловск с суши. Англичане и французы выделяли для этого по 350 десантников, которых должны были поддерживать огнем своих орудий фрегаты La Forte и President, а также пароход Virago.

Были, правда, и противники этой идеи среди флотских офицеров.

«В этом плане была важная ошибка, в том, что предполагалось начать дело в густоте кустарника, где люди не могли соединиться и быть под рукой у начальников; должно было поступать как позволяло свойство местности», – вспоминал французский офицер.

Другие корабли наносили отвлекающий удар по району Сигнальной сопки и Красного Яра, высаживая десант из 250 человек. Отметим, что многие британские участники событий говорят о том, что контр-адмирал Депуант с крайней неохотой пошел на повторение штурма русских позиций. Впрочем, никто в то время не знал, что французский командующий скрывал свою тяжелую болезнь, которая, возможно, отнимала у него много сил, мешая сосредоточиться на операции.

По мнению русских, план десанта был составлен весьма профессионально.

«Сделавши важную ошибку и раз решившись на десант, союзники, относительно последнего, распорядились так хорошо, как нельзя было лучше. План атаки, план и порядок высадки показывают большую обдуманность; видно, что все было рассчитано с редким знанием дела и нет сомнения, что примеры частных десантов, которыми столь изобильны прежние войны Англии, для союзников не пропали даром», – признавал Николай Фесун.

Впрочем, у мичмана был как повод для восхищения предусмотрительностью противника, так и повод для иронии:

«При десанте ничего не забыто; все до мелочей взято было на шлюпки: гвозди для заклепки орудий, различные инструменты для разрушения батарей, завтрак на весь десантный отряд и сверх того отдельный запас провизии, предназначенный, вероятно, для временно остающихся гарнизонов в городе; потом, кроме патронов, в сумке у каждого солдата, – ящики с патронами запасными, несколько тюфяков, одеяла; были взяты, превосходно снабженные, походные аптеки, и, наконец, кандалы, для заковывания некоторых пленных. На одном из убитых французских офицеров, после дела, найдена была подробная инструкция, на которой внизу и другою рукой было подписано: “Не забудьте захватить несколько пар кандалов и помните, что эта вещь часто совершенно необходима!” Потом там же приписано несколько дополнительных сигналов, из которых у меня в памяти остался в особенности один, предназначенный для уведомления эскадры о неудаче; сигнал заключался в следующем: «один из людей становится на видном месте и поднимает обе руки к небу!» Мысль довольно оригинальная, но, конечно, далеко не практическая; что же касается до кандалов, то, вероятно, союзные начальники считали, что между гарнизоном есть несколько Камчадалов, по их мнению, совершенных дикарей, способных на крайности».

Тем временем на берегу готовились к отпору и предпринимали все возможные военные хитрости.

«…До сего времени строго выполнялся приказ, чтобы повсюду и по косогору, и на горах горели огни. Поддерживать эти огни было поручено одному камчадалу. Мера эта имела