Гвардии Камчатка - Николай Владимирович Манвелов

Через некоторое время стало понятно, что именно у Красного Яра стоит ожидать неприятельский десант. Командирам батарей № 3, № 6 и № 7 было приказано оставить при каждом из орудий по два человека, всех остальных направив к батарее № 4 – на тот случай, если противник начнет движение к ней.

Сам Завойко во главе стрелкового отряда № 3 двигался к батарее № 2, где с ним соединился посланный Изылметьевым с «Авроры» отряд из 32 матросов под началом мичмана Фесуна.

Подавив батарею № 1, союзники на 15 гребных судах попытались высадить к югу от батареи № 4 около 600 человек десанта. Шлюпки с матросами и морскими пехотинцами группировались, защищаясь от возможного обстрела с берега, за бортом Virago.

Мичман Попов отстреливался до того момента, когда неприятельские шлюпки оказались на подходе. Тогда гарнизон батареи, кстати, не потерявший за время боя ни одного человека, спрятал оставшийся порох в надежное место и дал последний залп по врагу. Затем, уже в виду десанта, заклепал орудия и отступил на соединение с первым стрелковым отрядом и камчатскими волонтерами.

Союзникам удалось захватить и разрушить 4-ю батарею (одно орудие было сброшено со скалы в море, а станки других порублены саблями) и даже установить французский флаг. Вслед за тем они попали под огонь «Авроры» и «Двины».

Смятение десанта довершила бомба с парохода Virago, разорвавшаяся среди атакующих. Десант спешно покинул район Красного Яра под прикрытием орудий союзной эскадры. Русские их не преследовали, поскольку неприятель, прикрывая десант, открыл по берегу артиллерийский огонь.

«Когда весь десант поднялся на холм – солдаты, преимущественно французы, выстроились; перед ними офицер поднял флаг и, размахивая руками, стал держать к ним весьма оживленную речь, встреченную громким “Ура!”. Но две бомбы – одна из них с “Авроры” – прекратили красноречие француза, нанесли урон и произвели смятение в неприятельских рядах. Взбешенные, они бросились в кусты, открыв беглый огонь. Но русских там уже не было: они отступили перед громадным перевесом сил противника и избегая бесполезных потерь от пушечного огня с неприятельских судов. Вскоре мы услыхали звуки горнов и сигналы с кораблей и увидели, что десант покидал берег, понеся потерю в числе одного офицера и нескольких солдат», – писал граф О’Рурк.

Позже будут вспоминать, что Завойко «воодушевлял бедных солдат, не решавшихся идти в атаку на неприятеля, и действовал не только энергичными возгласами, но и ударами палки».

Транспорт «Иртыш», чертёж. РГА ВФМ

Поскольку батареи № 1 и № 4 были приведены к молчанию – впрочем, и до этого снаряды большинства орудий русских батарей доставали до неприятеля, только стреляя на рикошетах, корабли сосредоточили огонь на батарее № 2 – «Кошечной», которая держалась в течение шести часов против трех фрегатов и парохода. Один только фрегат La Forte выпустил почти 870 снарядов. Из десяти орудий в строю остались только три, но и с таким силами удалось нанести повреждения неприятельским кораблям при поддержке пушек фрегата «Аврора» и транспорта «Двина». У Virago, осмелившегося подойти слишком близко, повреждения были особенно серьезными.

Находившийся на 2-й батарее юнкер с «Авроры» граф Николай О’Рурк написал в своем дневнике:

«…Дети (за недостатком людей они подносили зарядные картузы) забавлялись на тыловой стороне косы спусканием на воду своих кораблей.

Большое удовольствие доставило мне наблюдение за тем, как забавлялись эти 12-летние мальчики. Не могу их назвать храбрыми, так как они, по-видимому, не сознавали опасности, но ангел смерти витал над ними, и несколько из них были ранены. Одному из мальчиков оторвало руку; он не заплакал, но был, как будто смущен. Благодаря Богу, он остался жив и здоров».

Ему вторит мичман Николай Фесун:

«Одному этих из мальчиков-воинов[172] оторвало руку; когда его принесли на перевязочное место и начали отрезать обрывки мяса, он немого сморщился, но на вопрос доктора: “Что, очень больно?” – ответил сквозь слезы: “нет, это за царя”».

Петропавловским краеведам без особого труда удалось установить имя раненого мальчика-кантониста, еще один был убит в бою. Речь идет о десятилетнем Матвее Хромовском, потерявшем одну руку и раненном в другую.

«По случаю малочисленности Петропавловского гарнизона Завойко был вынужден употреблять на должности кокорщиков[173] кантонистов с десятилетнего возраста. Из числа этих кантонистов один был убит, а у другого, по имени Матвея Хромовского, одну руку оторвало, а другую ранило. Были ранены и некоторые другие кантонисты.

Кантонист Хромовский с удивительной твердостью духа переносил операцию, состоявшую в отнятии правой руки у плеча и мизинца левой руки. Во время тяжелой операции он, как свидетельствует Завойко, молчал и даже не стонал. Все дети-кокорщики исполняли свои обязанности во время сражения с превосходною расторопностию и были так веселы, что нередко по окончании сражений, тотчас после боя, начинали спускать кораблики. Завойко просил Муравьева довести о таком мужестве мальчиков до сведения Государя и для сохранения в памяти защитников Петропавловска подвигов детей исходатайствовать у Государя какое-нибудь пособие Хромовскому. Десятилетним еще ребенком Хромовский сослужил службу Царю, остался калекой и не мог не только снискать себе пропитание своими трудами, но даже не мог обходиться без посторонней помощи», – писал позже на основе архивных данных дореволюционный камчатский чиновник и краевед Антон Сильницкий.

Командовавший батареей князь Дмитрий Максутов, по мнению одних, искал смерти, по словам других – считал себя заговоренным от неприятельских снарядов и пуль. Укрыв гарнизон за бруствером, он постоянно переходил от орудия к орудию, представляя собой отличную мишень. Впрочем, не только он.

«Во время перестрелки надо было удивляться хладнокровию русского часового: осыпаемый ядрами, он не переставал ходить твердо и мерно на своем посту», – вспоминал офицер с французской эскадры.

Батарея № 2 держалась около шести часов, «…стреляла с расстановками[174], но метко, не тратя даром пороха, которого было очень мало; все усилия трех фрегатов и парохода заставить замолчать батарею остались тщетными», – писал Завойко.

Добавим, что «Кошечной» пришлось бы гораздо тяжелее, если бы не мичман Фесун, доставивший на катере с «Авроры» на батарею порох. Несложно представить себе, что ожидало бы самого мичмана, его шлюпку и порох в случае прямого попадания неприятельской бомбы или ядра.

Депуант, решивший, что силы русских отвлечены на наиболее опасные участки, дал приказ о высадке нового десанта – на этот раз у батареи № 3, куда были направлены фрегат L’Euridice и бриг Oblligado. Десант должен был зайти в тыл гарнизону со стороны суши.

Корабли подходили в батарее два раза, но обе попытки были отбиты – фрегат получил повреждения, а один бот затонул со всей командой. Отражением