Гвардии Камчатка - Николай Владимирович Манвелов

город попали две бомбы союзников, причем одна из них разорвалась неподалеку от госпиталя. Если бы один из врачей вовремя не отскочил, то был бы ранен пробкой от этой бомбы. Повреждений среди строений Петропавловска отмечено не было, точно так же как и убитых и раненых.

Британский военно-морской хирург

Надо сказать, что даже разведка боем и последующие бои не повлияли на богатый набор, мягко говоря, штампов и неточностей, которыми потом будут изобиловать доклады и воспоминания участников боя с со стороны союзников.

Например, младший судовой врач с французского фрегата L’Eurydice Анри Геро писал о том, что в Петропавловск «Россия посылает солдат, уже подвергнутых истязаниям с отсечением ноздрей и ушей». Кроме того, медик, место которого было в лазарете, а не на палубе, умудрился обнаружить на внутреннем рейде третий боевой корабль – «корвет “Камчатка”, которого там не было и быть не могло»[151]. Транспорт «Двина», кстати, тоже классифицируется как корвет. Численность гарнизона Геро определял в «приблизительно восемнадцать сотен человек».

Другие мемуаристы из числа союзников смогли обнаружить на берегу даже некий блиндированный форт.

Справедливости ради надо отметить, что львиную долю информации как союзники, так и обыватели стран – противниц Российской империи черпали из американских газет (главным образом издававшихся в Калифорнии – как мы помним, Сан-Франциско был одной из операционных баз англо-французской эскадры).

Так, общественное мнение Британии было напугано данными о том, что английский капер Skimmer of the Sea был захвачен одним из русских фрегатов. Впрочем, эта информация оказалась газетной уткой.

Случалось, что американцев цитировал и «Морской сборник», но в несколько ироничном тоне. Так, в октябрьском номере за 1854 год отмечалось, что, дескать, «жителей в Петропавловске до 4000 и в том числе сильный гарнизон, что все жители обязаны военной службой и вооружены».

Не отставали и корреспонденты иностранных газет, съехавшиеся в Калифорнию. Репортер парижской англоязычной Gaglinani’s Messenger (при этом принадлежавшей итальянской семье) писал[152]:

«По настоящим известиям Тихий океан сделался обширным поприщем для русских судов… В Тихий океан выслано несколько русских военных судов, которые в настоящее время появляются в разных портах его и, по-видимому, мало обращают внимания на угрозы и преследования своих неприятелей. Читатели наши уже знакомы с плаванием “Дианы” и “Авроры” к Сандвичевым островам; ныне же мы слышим, что около половины июля были в Петропавловске 44 пушечный фрегат, корвет Oleutza[153] о 22 пушках, вооруженное судно Kamtchatka[154] о 8 пушках и еще небольшое судно. Что касается русской эскадры, посетившей Японию и отправившейся в марте месяце из Манилы в Батавию[155], то мы не имеем сведений о ее движении. Эта эскадра состояла из паровой шхуны Vostock[156], фрегата Pallas[157], корвета Olivant[158] и транспорта Prince Menschikoff[159]. По известиям от 10 июня, их еще не было в Батавии, а равно и в Камчатке об них не получено никаких известий, куда как предполагалось они должны были придти около половины Июля. Некоторые предполагают, что эскадра эта крейсирует около Шангая[160], чтобы иметь возможность забирать богатые корабли ост-индских купцов, торгующих в этом порте. Поименованные русские суда находясь сравнительно одно от другого в недальнем расстоянии, в соединении составят сильную эскадру из одного военного парохода[161], четырех фрегатов[162], двух корветов[163] и трех небольшого ранга мелких судов».

Но вернемся в 18 августа 1854 года в Петропавловск.

«Тьма закрыла берег, город спал, на горах не было видно огней, и тишина нарушалась только мерными шагами часовых, их окриками “слушай!”, да оглушительным воем рабочих собак. Слышен ли был этот вой на эскадре и как она его себе объясняла – не знаю… Совершенно иное происходило на эскадре: везде блестели огни, и шлюпки то и дело шмыгали от одного корабля к другому. Мы даже предполагали, что ночью можно ожидать высадки», – записал в дневнике граф О’Рурк.

После наступления сумерек 1-й стрелковый отряд мичмана Михайлова был переведен на косу Кошка, 2-й стрелковый отряд полицмейстера Губарева расположился у перешейка, а волонтеры – у озера. Следовало подготовиться к возможной высадке десантов, которые союзники при их превосходстве в силах могли высадить на берег сразу в нескольких точках.

Особое беспокойство губернатора вызывала расположенная на отшибе батарея на Красном Яре (батарея № 4):

«…Устроенная далеко от города, заставляла опасаться, что неприятель сделает ночью на нее нападение; между тем малочисленность гарнизона не позволяла отделить особую партию для защиты батареи, ибо в случае нападения на другой пункт партия эта в ночное время не могла подоспеть на помощь».

В итоге мичману Попову было приказано держаться до последнего, после чего «в крайности» заклепать орудия и отступать к «Кошечной» батарее (батарее № 2). Что же касается 1-го и 2-го стрелковых отрядов, то им следовало соединиться у косы Кошка, а затем «беглым шагом идти на место сражения».

19 августа

На следующий день, 19 августа, было назначено решительное наступление на русские позиции – как мы помним, в ходе рекогносцировки 18 августа береговые батареи полностью открыли себя.

Фрегат Pique

60-пушечный La Forte должен был привести к молчанию батарею № 1, 40-пушечный Pique – расправиться огнем артиллерии и высадкой десанта с батареей № 4. 50-пушечному фрегату President предстояло разгромить расположенную на косе Кошка батарею № 2, причем в помощь ему были назначены все те же La Forte и Pique – после того, естественно, как покончат со своими первоначальными целями. L’Euridice и Obligado предстояло вести через седловину между Никольской и Сигнальной сопками перекидной огонь по городу и судам на внутреннем рейде. Что же касается парохода Virago, то ему было приказано сначала расставить в соответствии с диспозицией английские и французские фрегаты, а затем также присоединиться к перекидной стрельбе.

Но все пошло, как говорится, наперекосяк.

В пять часов утра противник бросил несколько бомб в батарею № 1. На русских батареях ударили в барабаны и подняли боевые флаги. Затем начались исследования глубин у берега Малой бухты – союзники, вполне обоснованно, не доверяли своим устаревшим картам. Между тем с самой батареи № 1 не стреляли, хотя шлюпки находились в зоне действительного огня.

В 6 часов утра гребные суда союзной эскадры начали под охраной Virago промеры у Ракового мыса, достоверных карт этого участка побережья на кораблях также не было. Близко к берегу союзники не подходили. Промеры были закончены к 9