Гвардии Камчатка - Николай Владимирович Манвелов

Гаврилову было 40 лет. В 1839 году он был произведен в прапорщики Корпуса флотских штурманов, а через десять лет стал строевым офицером. В чине лейтенанта Гаврилов служил с 1850 года.

Батарея была расположена на высеченной в камне площадке скалы на высоте 13 саженей (около 28 метров) над уровнем моря. Верхняя часть скалы была сложена очень хрупким камнем, который мог начать осыпаться от ударов ядер. Частично скалу удалось одеть фашинами, стесав ряд наиболее опасных участков породы, в результате чего образовалось очень много щебня. Убрать его не хватило ни сил, ни времени, поэтому щебень был свален поблизости от артиллерийских позиций и во время боя разлетался тучами, поражая защитников.

«Устройство батареи на склоне этого важного по своему положению мыса требовало чрезвычайных трудов, так как мыс имел уклон весьма незначительный, и вся вообще гора камениста. Прежде поставки орудий понадобилось разработать место в глубину не менее 23 фут[122] для бруствера, 25[123] фут для платформ и действия прислуги, т. е. нужно было углубиться в гору почти на 50 фут[124], что действительно и дало площадь очень выгодную в стратегическом отношении, но, к несчастию, упиравшуюся в стенку не менее 60 фут[125] вышиною и представлявшую, таким образом, сзади батареи сплошную массу мелкого щебня, разлетающегося от попадавших в него снарядов на большое расстояние, а следовательно, действовавшего на прислугу вроде картечи[126]. Для того чтобы ядра не откалывали камня, следовало еще углубиться на 23 фута и сделав плетень во всю высоту стены, т. е. 60 фут, засыпать его глиной и землей; ядра тогда входили бы в эту землю и разрушительное действие щебня было бы уничтожено.

Польза подобной меры всеми была признана, но применение ее потребовало бы еще слишком много рук и усилий, необходимых на других пунктах оборонительной линии. Работы по всему порту было так много, что на этой важной батарее не успели даже сделать и бруствера, и во время решительного дела 20 августа, и потом при перестрелке с нею корвета Eurydice, 24-го числа, она была совершенно открыта», – писал Фесун.

Пороховой погреб располагался в «отлогости горы, обращенной к гавани», на каждое орудие имелось по 30 зарядов. Что же касается снаряженных бомб, то их было всего 36.

Как отмечал Мровинский, в своем изначальном виде батарея позволяла вести только фронтальный огонь и была беззащитна с запада. Овладев укреплением, противник мог обратить его орудия против города.

Батарея № 2 – на косе Кошка, «Кошечная»[127]. Десять 36-фунтовых орудий и одно 24-фунтовое орудие с «Авроры» при 129 человеках прислуги (включая офицера и гардемарина) под командованием лейтенанта 47-го флотского экипажа князя Дмитрия Максутова. 22-летний уроженец Перми в 1849–1851 годах служил в Черноморском флоте в чине мичмана, а в 1851 году в чине лейтенанта был переведен на Дальний Восток.

Из-за недочетов в постройке батареи только четыре ее орудия могли полноценно действовать по неприятелю; остальным мешали различные естественные препятствия. Первоначально отсутствовал и бруствер, «по недостатку рабочих людей и времени».

С конца июля на батарее № 2 начались работы по строительству бруствера с амбразурами, которые были укреплены снаружи «по щекам фашинником по причине сыпучего грунта»; внутренние стенки были укреплены плетнем[128]. Блиндажи устроить не получилось – не хватало леса, который необходимо было доставлять издалека чуть ли не на руках.

Князь Дмитрий Максутов, фотография после 1854 года

Пороховой погреб был устроен в отлогости горы Поганки, прикрыт двумя рядами накатника и полутораметровым слоем земли. Сверху погреб одели дерном, дополнительно замаскировав насаженным кустарником. Зарядов на батарее имелось по 30 штук на орудие.

Батарея № 3 – на перешейке между сопками Сигнальной и Никольской, «Перешеечная» или «Смертельная». Пять 24[129]-фунтовых орудий с «Авроры» при 52 человеках прислуги (офицер на батарее был всего один) под командованием офицера «Авроры» лейтенанта князя Александра Максутова, старшего брата Дмитрия Максутова. 25-летний Максутов также родился в Перми, в один год с братом был произведен в мичманы; по окончании в 1852 году курса Офицерского класса, аналога Морской академии, Александр был произведен в лейтенанты. На фрегате «Аврора» князь заведовал обучением юнкеров и гардемаринов.

Батарея была построена по предложению Мровинского, причем «по недостатку материалов и времени на постройку такой[130] батареи необходимость вынудила предположить, что смежные высоты будут заняты нашими стрелками, которые не пустят туда неприятеля». Впрочем, инженер признавался, что «всход с моря на перешеек довольно удобен и достаточно было нескольким неприятельским стрелкам взобраться на смежные высоты, чтобы ружейным огнем перебить наших артиллеристов».

Как писал мичман Фесун, «батарея по своему положению очень важная, но устроенная таким образом, что один из наших капитанов был совершенно прав, говоря впоследствии… что у прислуги батареи были закрыты только пятки». Действительно, батарея не имела ни предполагаемого рва, ни бруствера, а все защитные сооружения ограничивались «ровиками» для прислуги.

«Средства порта до того истощились устройством его обороны, а лесу в Петропавловске вообще так мало, что на платформу одного из орудий Смертельной батареи этой пошла в дело даже небольшая площадка, служившая на “Авроре” накладкой на шпиль[131], при установке на нем пелькомпаса[132]», – добавлял мичман.

Лейтенант Дмитрий Максутов, дагерротип

Батарея № 4 – у Красного Яра, «Кладбищенская»[133]. Три стрелявших через банкет 24-фунтовых орудия с «Авроры» (по 30 зарядов на каждое) с 30 человеками прислуги (при офицере и гардемарине) под командованием мичмана с «Авроры» Василия Попова.

Попову было 24 года. Он так же, как и Гаврилов, был из прапорщиков Корпуса флотских штурманов (произведен в офицеры 1848 году), а 1851 году был «переименован» в мичманы.

Главной задачей батареи, расположенной в 550 саженях (1,2 километра) от порта, было прикрытие Сигнальной батареи с фланга, а также, при возможности, перекрестный огонь по внешнему рейду. Кроме того, укрепление позволяло поддерживать батарею № 2.

«Позиция батареи, в случае если бы адмиралы решились идти напролом, делалась весьма важною, но к несчастию, по своему положению, она была слишком отрезана, вследствие чего и всякая немедленная помощь для нее становилась невозможною», – отмечал Фесун.

Ближе к порту расположить ее не удалось потому, что именно эта точка давала возможность стрелять с возвышенности, что позволяло не блиндировать батарею. Впрочем, орудийную позицию пришлось окружить рвом, который выполнял вовсе не фортификационные