Гвардии Камчатка - Николай Владимирович Манвелов

На рейдах производилась свежая провизия возможно хороших качеств – при уходе из портов брали с собою кроме живности возможно большое (по состоянию термометра) количество свежего мяса, которого части для дальнейшего сохранения от порчи мы солили, кроме сего в изобилии запасались огородною зеленью. В бурное и сырое время команде, кроме обыкновенной чарки рома, производилась дача крепкого пуншу (состоящего из рому пополам с водою кипяченою, сахару и настоя ароматических кореньев) раз или 2 раза в сутки. В дождь или туман команде, свободной от работы, позволялось уходить в палубу[101], и имели строжайший надзор за тем, чтобы люди не ложились отдыхать на сырой палубе, ночью же – чтобы не вставали без обуви; остающиеся же наверху снабжены были непромокаемыми пальто и брюками (Waterproof). В дурную погоду команда ходила испражняться в устроенные в батарейной палубе ватерклозеты».

К сожалению, принимавшиеся меры не всегда помогали. Вильчковский в рапорте отмечает «сильные ревматические боли суставов», болезни десен, а также общую усталость. Лазарет часто не мог вместить всех больных, под размещение которых была отдана батарейная палуба, куда и перенесли лазарет.

С 15 по 31 января 1854 года фрегат простоял в Рио-де-Жанейро – команде нужно было отдохнуть после длительного перехода. Примечательно, что цинготных больных оказалось всего двое – причем в легкой форме. Излечение произошло быстро за счет «обильного употребления лимонов». Гораздо больше бед приносила плохая вода – около 20 человек заболели катаральным спазмом кишок, не помогало даже употребление воды с красным вином. А в городе тем временем началась эпидемия «желтой горячки»[102].

На переходе из Бразилии на западный берег Южной Америки на борту появились случаи дизентерии (у 18 человек) и ревматизма. Нужно было снова давать отдых экипажу, но Изылметьев справедливо опасался англо-французских кораблей, которые могли заблокировать одинокий русский фрегат либо даже сразу захватить его в том случае, если война уже объявлена, – никакой информации на сей счет на «Авроре» не было.

Командир принимает решение не заходить в чилийский Вальпараисо (он был базой кораблей Тихоокеанской станции британского Королевского флота и, следовательно, потенциально наиболее угрожаемым) и направляется в перуанский Кальяо, где корабль бросает якорь 3 апреля. На рейде, впрочем, уже стояла эскадра из трех французских и двух английских кораблей под флагом адмирала Прайса. Кроме того, корабли союзников в порту Кальяо дополнял перуанский фрегат Amazon, а также два корвета нейтральных стран.

А в городе свирепствует желтая лихорадка, завезенная из Панамы. Именно эпидемией британский командующий будет объяснять то, что его корабли снимутся с якорей и встанут на якоря между «Авророй» и морем, то есть подальше от «зараженного» берега. В ответ Изылметьев рассказывает свою «легенду» – фрегату требуется длительный срок стоянки для излечения цинготных больных и ремонта.

Делу помогло и различие во мнениях между французским и британским адмиралом относительно того, что делать с русским кораблем. Англичанин требовал всеми силами, в том числе и силой оружия, задержать фрегат, в то время как осторожный француз напоминал о том, что официальной информации о начале военных действий еще нет, а корабль под Андреевским флагом стоит в нейтральном порту.

Британский матрос, 1855 год

Между тем местные финансисты и коммерсанты прямо говорили командиру «Авроры» о том, что война начнется в любой момент, а соответствующая депеша прибудет с первой же почтой.

На русском фрегате начали тайно готовиться к отходу, одновременно производя возможный ремонт и выхаживая больных. Уже к 14 апреля все было готово; погрузка необходимых припасов, включая тысячу лимонов, двух живых быков и «большого количества огородной зелени», была окончена. Сборы были настолько незаметными, что выход в море оказался полной неожиданностью даже для части юнкеров и гардемаринов, которым сообщили об этом накануне.

Рано утром 14 апреля, перед самым рассветом, в густом тумане был поднят якорь. Затем спустили гребные суда, весла которых были обмотаны тряпками и старыми парусами; это должно было гасить звуки ударов лопастей об воду. Гребным судам предстояло буксировать фрегат в открытое море, где были поставлены паруса – также без лишних звуков.

«26 апреля[103] 1854 года, два фрегата, один французский La Fort, а другой английский President, оба под контр-адмиральскими флагами, стояли на якоре у фортов, защищающих вход в Каллао. В 10 часов утра посторонний зритель увидел бы на обоих судах множество лиц, занятых наблюдением чего-то. У каждого порта[104] на шкафутах[105] составилась группа матросов, а также виднелись зрительные трубы офицеров, собравшихся на юте[106]. Все они следили за движениями судна, находившегося в отдалении от них, возле острова Сан-Лоренца, который ограничивает к юго-западу порт Каллао. Утренний туман, похожий на дождь (принадлежность климата Перу), начинал превращаться в пары и разносился от первого дуновения морского ветра, – подобно лоскутьям разорванной ткани. Неподвижный флаг на корабле, за которым наблюдали, начал раздуваться и на белом его фоне показался русский крест; мгновение – и матросы были уже на вантах, разошлись по реям и отдали паруса. По скорой постановке парусов видно было, что ничто не задерживает отправление судна. В несколько минут якорь был поднят и убран, корабль поворотил и, слегка наклоняясь под надувающимися парусами, быстро удалился от берега. Немного спустя, обводы кормы, линии, обозначающие батареи, и, наконец, стройные стрелы мачт скрылись под горизонтом», – вспоминал позже один из французских офицеров.

Союзники остались, как говорится, с носом. Прайс, послушавшийся своего французского коллегу, был в бешенстве, но искать одинокий фрегат в безбрежном Тихом океане было бессмысленно.

Французский капитан, парадная форма

Уже 7 мая в Кальяо пришел английский пароходофрегат Virago с депешей командующим союзнических эскадр: Англия и Франция объявили войну Российской империи. Необходимо было безотлагательно начинать перехват и уничтожение русских кораблей в Тихом океане.

16 мая фрегат пересек Северный тропик (тропик Рака), после чего резко переменилась погода. Как отмечал Вильчковский, беспрестанно шли дожди и стоял туман, «воды в палубах было в буквальном смысле по косточки; негде людям было спрятаться от сырости – а осушить совершенно палубы было желать невозможно».

За тяжелейший 66-дневный и девятитысячемильный переход через Тихий океан в Петропавловск «Аврора» потеряла восемь человек умершими от цинги («скорбута», как тогда говорили)[107]. 43 человека находились в состоянии, близком к критическому, а симптомы тяжелейшего авитаминоза и желтой лихорадки ощущала почти половина экипажа.

Случались и индивидуальные заболевания – так,