Кузя - Виктор Александрович Блытов

им дорогу? Чтобы вывести всех нужна войсковая операция силой хотя бы нескольких батальонов, что, скорее всего, невозможно в нынешней обстановке. А если увести только некоторых офицеров, их ненавидят больше солдат? – Кузьма посмотрел на своих друзей Сергея и Алексея.

– А за них вы ручаетесь, Кузьма Степанович, что не продадут и не сдадут? Помните Алексея Шмелева – танкового майора? Все это здесь же и было в Аргунском ущелье, когда погибли Кравчук и его друг прапорщик Мышастин.

Кузьма вздрогнул, вспомнив совсем недавние события.

– Да, он обещал меня предать казни, этот выродок и предатель! – как бы себе сказал Кузьма, – а ведь можно его здесь запросто встретить!

Он совсем забыл об этом Шмелёве и его обещании.

– Да Бог с ним! Давайте о деле! У меня времени нет! Как только будет возможность, я или Абубакар дадим знак, что делать и как.

– А как ты то попал в колонну?

– Да меня провел Абубакар, как пленного, – улыбнулся Беслан, – приводят, сдают и получают деньги, и он сдал! Он тоже идет с нашими параллельно вам, и очень переживает за вас. После строительства дороги вас всех, скорее всего, расстреляют или сделают рабами! Есть у нас такие сведения. Нашим вы не нужны, для них мир важнее. А мы своих в беде не бросаем, так вы учили нас – один за всех и все за одного! Осипович в Грозном выкрал Найзулу Исрапилова и прирезал его, как барана, за нарушение его слова. Но жаль, что вам это свободы не принесло.

– Собаке собачья смерть! – ответил почти равнодушно, лишь слегка зло сощурившись, Кузьма. – А где сейчас наша «Тамань»?

– Николай Николаевич вывел всех, включая бронетехнику! Хотя, какой-то дурак и предатель приказал все оставить независимой Чечне. Наши «таманские» ушли не по дорогам, как было обозначено в договорах, а через степи, где их встретили Гиоев и Науменко. В Краснодаре нам вручили почётное полковое знамя. Говорят, что, когда знамя вручали, назвали первым казачьим полком имени Богдана Хмельницкого, а потом всех распустили после того, как только сдали оружие. Обещали собрать через два месяца в Марьинских лагерях, откуда все начиналось, но, скорее всего, собирать не станут, ибо мы никому с нашей казачьей правдой жизни не нужны. Но это слухи, хотя я в них, если честно, верю. Осиповичу из Грозного звонил Науменко. Он же все рассказал и сказал, что вся наша операция по вашим розыскам теперь на совести и ответственности только лично Осиповича. Получится – хорошо, не получится – никого это интересовать не будет. Ни вы, ни мы никому уже не нужны! Нас просто использовали! Для многих руководителей, наверное, было бы лучше, если бы мы здесь сгинули. Осипович набрал добровольцев. Хотели идти все. Но он собрал тех, кого счел нужным.

– А Абубакар, ты говоришь, рядом здесь, тоже идёт с нашими?

– Нет, он идёт с одним чеченским отрядом, идущим в горы за вами, и будет рядом с вами. Но там наши чеченцы. Я скоро уйду отсюда к нашим. Им надо всё рассказать. Главное, что мы убедились, что вы в этой колонне и теперь мы можем спокойно выполнить свою задачу.

– А что, ещё есть колонны? – усмехнулся Кузьма.

– Да, каждый день идут к Итум-кале. То 100 человек, то 200, то, как у вас, больше.

– А Борзоева Мовсара не видно и не слышно? Что там?

– Нет пока, он же теперь Ахмед Гарсов, вроде как, и живет в Ингушетии на плато, пасет овец. Где он, что делает, мы пока точно не знаем после его похода в Миндальное с этим убийцей стариков. Но выходить после вашего освобождения придётся, скорее всего, через плато старика Гарсова на Ингушетию и далее в Северную Осетию, а там через Гиоева – он обещал нам коридор, если выйдем. Возможно, что там его и встретим! – улыбнулся Беслан.

Кузьма задумался. Вспомнил Гиоева.

– Наш разведвзвод здесь? Потом, Маныла, Саша Эриндженов? Остались или ушли? – спросил он.

– Эти все здесь! – усмехнулся Беслан. – Девчонок терских и парней мы отправили на Кубань, авось, приживутся. Только Настёна и Василиса пошли с нами. Да и кто захочет сейчас здесь оставаться? Вокруг Червлёной уже колы с головами тех, кто воевал в отряде Бакланова, – шмыгнул носом Беслан, – один Маугли ушёл со своими из отряда Бакланова в родную станицу. Что с ним – не знаем! Предали здесь нас и наших! Скорее всего, плохо там сейчас. Остальные все наши на Кубани. Кроме тех, кто здесь. Да и вас мы никогда не бросим! – Беслан усмехнулся.

Кузьма незаметно пожал Беслану руку.

– А как ты будешь уходить?

– Да как получится! Сымитирую что-нибудь, возьму пару их жизней, если получится, уж больно они мне не нравятся. Не воины, а охрана. Лютуют!

Кузьма почувствовал, как Беслан тихо вложил ему у руки боевой гвоздь.

На вопросительный взгляд Кузьмы он ответил:

– Пригодится! У вас же руки связаны, а там одна грань заточена, можно перерезать! – шепнул он и, как ни в чем не бывало, встал с земли, отряхнулся и направился к месту, где отдыхали солдаты.

– Продолжить движение! – прокричал громко Алибек, и конвоиры стали автоматами и нагайками поднимать уставших пленных. Беслан побежал в свой солдатский строй.

– Продолжаем движение! – кричали конвоиры, щедро раздавая удары нагайками налево и направо.

Встали в строй Алексей и Сергей рядом с Кузьмой. Они ни о чем его не расспрашивали, да и он раньше времени ничего не хотел говорить. Сказал, что бывший сослуживец, тоже пленный.

Глава 37. Воспитание «волчат»

В одном из горных аулов, попавшемся следующим на пути, встречавшие старики о чем-то долго разговаривали с Алибеком. Было видно, что они просят, а он им отказывает. Потом один из сельчан протянул Алибеку деньги, и они ударили по рукам. Алибек заулыбался, что-то гортанно крикнул охране, и она направила колонну к большому полю, бывшему за аулом. Ногайки только поднимались и опускались на спины, головы и другие места пленных.

– Поворачивайте это стадо баранов! Сейчас концерт смотреть будете! – кричали довольные охранники.

Когда колонна вышла на окраину аула, перед строем выехал Алибек и громко прокричал:

– Будущие бойцы армии Великой Ичкерии прежде, чем встать в строй, должны почувствовать вкус крови врага и превратиться из волчат в волков. Поэтому мы дадим им сегодня трех пленных, самых плохих, которые не дойдут до места, они купили их у меня. И ребята, их молодёжь, перережут им горло. Это такое у нас испытание на готовность стать мужчиной. Боевые действия закончились, к