Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

– Очень даже смахивает на то, – говорю многозначительным тоном, – укры по нам бьют. Делаем так, между выстрелами пятнадцать секунд. Сейчас третий бахнет, мы сразу бежим.

– Куда? – Бориска шепчет.

– Куда-куда – в сторону выстрела, само собой.

Две первые мины в лес упали. Лес горелый, пепел на земле, от взрыва облако пыли поднимается, хорошо видно. После третьего выстрела мы сорвались во всю мочь в сторону облака от второго, бегу, считаю, двенадцать секунд насчитал, кричу:

– Ложимся!

Снаряд упал точно, где мы до того лежали.

– Видишь, – говорю Бориске, – в нас, зараза, целился. Спалила нас с потрохами птичка. Бежим в деревню, мне всё равно батарейки менять надо!

В деревне в штабе поменял батарейки. И только развернулся выходить, как бабахнет. Было полное ощущение – рядом, за стеной, во дворе штаба рвануло. Ничего себе, думаю, с фермы от мин сбежали, они тут достали. Выхожу – во дворе всё нормально, поворачиваю голову в сторону фермы, а там из-за леса огромный гриб поднимается. По сей день не скажу, что прилетело – воронка с трёхэтажный дом глубиной и метров пятнадцать в диаметре.

Первая мысль – капец пацанам. Срываюсь на ферму, по пути хватаю лопату, откапывать парней. Бежим со снайпером. Догоняет Муха, боец наш. Он спрашивает:

– Ворон, что это было? На мопеде еду, меня взрывной волной вместе с мопедом как швырнёт.

– Блин, – говорю, – откуда я знаю, наших надо откапывать. Забегаем в коровник, крыши нет. Взрывная волна зашла, раздвинула кирпичные стены, бетонные плиты перекрытия, лишившись опоры, упали. Но чудо – прямо над нашим окопом две плиты удержались. Пацаны в окопе сидят очумелые, глаза квадратные, кто-то с вопросом:

– Ворон, что делать-то будем? Кого уже тут наблюдать?

Я смотрю на разрушения, глазам не верю, как такое может быть. Место, где мы спали, Бориска будуаром его называл, бетонными плитами намертво накрыто. Спальники, какие-то вещи под ними. Из всего коровника только две плиты на стенах держатся, что над нашим окопом.

– В данной ситуации, – резюмирую официальным тоном, – считаю нахождение НП на данном объекте нецелесообразным. Предлагаю: всем пятую точку в горсть и скачками в деревню.

Никто не ранен, подконтузило пулемётчика и снайпера, что в тылу сидели на случай наступления хохлов. Минометы начали бить, они легли между перегородочками в кошарнике. А когда жахнуло непонятно что – кирпичную кладку над ними на уровне метра снесло подчистую. Стен в кошарнике не осталось, будто и не было. Жуть!

На мой взгляд, есть два варианта источника взрыва – «Точка У» прилетела или мина попала в селитру. На ферме было двенадцать тонн селитры, может, она дала взрыв такой мощности. Офисное здание фермы – одноэтажное, добротное, кирпичное, стеклопакеты на окнах, крыша из профнастила – снесло так, что следа не осталось. Повторюсь – метров десять не меньше глубина воронки, метров пятнадцать диаметром. Зафотографировали, есть снимок.

Это случилось под конец моего первого украинского контракта. В мае двадцать второго года зашёл, в августе вышел. Мы находились в двадцати километрах от Славянска, Изюм был наш, после меня его сдали. Хватает на войне мутного, но и чудесного. В случае с коровником, не умчись с Бориской от мин, не спрячься наши в окопе, как арта заработала, не упади пулемётчик со снайпером в кошарник…

Возвращаемся в деревню, идём по лесу, спрашиваю:

– Парни, жалобы имеются? Пулемётчик попросил:

– От головы у кого есть? Дайте. Мозги трещат хуже, чем с похмелья…

– А чё, есть чему трещать? – хохотнул Бориска.

– Сам дурак! – огрызнулся пулемётчик в ответ.

Больше ни у кого никаких последствий от налёта не наблюдалось.

– Парни, – говорю, – Бог за нас! А значит, что? Значит, ни за что этим пидорам Россию не победить! Ни за что!!!

Выпили с Игорем один чайник, заказали второй.

– А вот мы сейчас сделаем кайтар, – улыбается Игорь и просит официанта принести чистую чашку. Наливает полную, затем возвращает содержимое в чайник. – В институте друг узбек научил, Искандером звали. Хороший был парень, но где он сейчас и что – не знаю, потеряли друг друга.

Игорь разливает чай по-восточному, наполняет чашку не до краёв, до половины. Подаёт мне, при этом, как учил друг Искандер, левую руку кладёт на сердце. Чай красивый, вкусный, запашистый.

– Отличный, – оценивает Игорь, – в окопах и на отдыхе в ПВД пакетированный, а в пакетиках не чай, по большому счёту, брандахлыст, как говаривали в старину, домой приехал и первым делом настоящий заварил.

Игорь пьёт мелкими глотками из толстостенной чашки. Меня подмывает спросить, почему позывной Ворон, но сдерживаю себя, не тот момент лезть с вопросами.

– А Бог за нас на Украине! Не один раз в этом убеждался! – Игорь держит чашку в руке, взгляд устремлён на улицу, где сибирский город живёт мирной жизнью. Затем поворачивает голову ко мне. – Обязательно победим! Непременно, если, конечно, договорняки не начнутся…

О молитве и матах на войне

С Беркутом мы встретились самым жарким днём лета 2023 года, дотошные синоптики зафиксировали без каких-то сотых долей почти тридцать девять градусов в тени. За сорок семь лет жизни в Омске такой рекордной температуры не припомню. И не только я, по словам погодной статистики, никто из ныне здравствующих омичей не может помнить – подобное случалось аж в 1901-м, ровно сто двадцать два года назад. Рекордная температура заметно не отразилась на городе. Жизнь не замерла под испепеляющим солнцем, не попряталась обессиленно под кондиционерами, бурлила на улицах, сновали машины, более солидно двигался общественный транспорт. Я тоже не задумывался – встречаться или нет с Беркутом, он пять дней назад приехал на неделю с войны. Местом встречи Беркут выбрал кафе-подвальчик на Думской, время – восемь вечера.

На Беркута вывел мой добрый знакомый Володя, в прошлом вагнеровец. Сам Беркут в 2014-м защищал Донбасс от нациков, потом служил в ЧВК «Вагнер» в Сирии, в настоящее время воевал на Украине, Беркуту было чуть за пятьдесят. В Омск вырвался в краткосрочный отпуск по домашним обстоятельствам.

В тот вечер он назначил встречу не одному мне, а целой группе товарищей. Я не могу сказать, что обрадовался, когда увидел компанию из восьми человек. Возникли опасения, получится ли обстоятельный разговор в такой атмосфере. Они оказались излишними, практически весь вечер, более двух часов, вели беседу с Беркутом за отдельным столиком. Его товарищи сидели за большим соседним. Пили мы газировку со льдом, Беркут, не козыряя этим качеством, в середине разговора обронил – к спиртному равнодушен.

Само собой, я обстоятельно расспрашивал собеседника о войне в Сирии, на Украине, но это тема отдельного рассказа, здесь хочу заострить внимание на другом. Встречаясь с воинами, кроме всего прочего, всегда задаю два вопроса: маты на войне и молитва. Друг Беркута Володя, который дал мне его телефон, человек православный, поэтому я без всякой задней мысли спросил: как Беркут молится на войне? Реакция была бурной и болезненной, будто я, незнакомый человек, стал интересоваться столь интимным, что перешёл границы дозволенного. До этого в течение полуторачасового разговора какие только вопросы не задавал – ничего похожего не было, тут обескураживающая реакция.

Надо уточнить, за столиком сидели втроём, третьим был Пётр, институтский друг Беркута. Он практически ни слова не проронил до этого, слушал молча, тут, разделяя мнение Беркута, произнёс:

– Вы знаете, это слишком личное, к примеру, официантам не разрешается затрагивать с посетителями тему религии.

– Я же не официант! – теперь уже я резко парировал реплику.

В вопросе о молитве я не видел ничего криминального. Беркут крещён в православии. Сам об этом поведал и показал крестик. Защищая свою позицию, я привёл пример Суворова, он мог потребовать у своего офицера наизусть прочитать «Символ Веры». Если тот не знал, получал нагоняй. Великий полководец для безграмотных солдат писал короткие молитвы, придавая огромное значение обращению к Богу на войне. Не представлял победы без этого. В армии служились молебны, литургии в походных храмах. На Бога надейся, да сам не плошай – этому принципу Суворов действовал неукоснительно. Божья милость невозможна без твоего труда. Прежде чем повести войско на штурм неприступного Измаила, стены и рвы которого страшили своими размерами солдат, скомандовал выстроить стены, по высоте соответствующие измаильским, выкопать ров такой же, как вокруг неприступной крепости.