Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

– Простите, надо постоять, – виновато улыбнулся и продолжил. – Дойка ручная. У машинной свои особенности, нужны героические ухищрения, чтобы избежать появления запаха у молока. Утром и вечером подоить вручную тридцать четыре козы – это семь часов работы. Молоко, не хвастаюсь, считалось лучшим в Омске. Телевидение снимало, радио приезжало. Сыр делал, йогурт. Сыр по технологии российского или сливочного голландского. Всё в жизни неспроста – козочки привели к вере в Бога. На рынке сам стоял. В восемь двадцать утренняя дойка заканчивалась, в девять уже на рынке. Покупателям нравилось – молоко парное. Появилась своя клиентура. Среди постоянных покупателей оказались православные люди. В основном женщины, хотя и мужчины были, известный в Омске звонарь Сергей Беляков часто приходил. Появился новый круг общения. Женщины приносили книги православной тематики. Так открыл для себя протоиерея Андрея Ткачёва, профессора Алексея Осипова, ныне покойного протоиерея Димитрия Смирнова. Пока коз доил, слушал записи проповедей, лекций, смотрел православные каналы «Союз», «Спас». У меня в дойке Интернет, телевизор. До козочек зарабатывал на жизнь тем, что возил на Тюменский север продукты, а это туда-обратно не одна тысяча километров. У водителя работа, известно, сидячая, насидел остеохондроз, шея как не своя вдруг сделается, заколодит, хоть плачь, правая рука отнимается. До пенсии ещё о-го-го сколько, а хуже дряхлого деда. Каждое утро полчаса требовалось, чтобы расходиться, размяться, привести себя в рабочее состояние. Вылечили козочки. Начал доить, а это лучше всякого эспандера, каждый день хочешь не хочешь по шесть-семь часов занимаешься. Шея вошла в норму, рука восстановилась. Закачал все мышцы, и остеохондроз остался в прошлом. Помогала спортивная закалка, кому не скажу из знающих людей – тридцать четыре козы вручную дою, удивляются – ну ты гигант. Начал молиться по утрам и вечерам, оборудовал красный угол с иконками. В прошлом году впервые Великий пост держал, летом – Петровский. В храм ходил на Входной, часто бывал в церкви Параскевы Пятницы, рядом с ней лаборатория, куда молоко на проверку возил.

Рассказывая о козочках, Илья сообщил, что можно найти репортажи о его хозяйстве в Интернете. Забегая вперёд, скажу, вернувшись после разговора с Ильёй домой, тут же отыскал в «Ютубе» один сюжет, как козы Ильи внимательно слушают гимн России. Журналистской братии подавай что-то из ряда вон. Илья обронил однажды телевизионщику, что его козочки, как только утром зазвучит гимн России, всё бросают и начинают внимательно слушать мобилизующую музыку. На этом был построен короткий телерепортаж. Козы при первых бравурных звуках прекратили жевать, подняли рогатые головы от кормушек и все как одна повернули шеи в направлении гимна. При этом никаких звуков, молча внимали, без всяких меканий. По словам Ильи, музыка для козочек не в диковинку, часто звучит в зимнем помещении, но подобная реакция наблюдается лишь на гимне России.

На войне была у Ильи мысль – завести несколько козочек в распоряжении полка… Он базировался километрах в ста от передовой, штурмовые группы уходили на линию боевого соприкосновения, решали задачи, возвращались на отдых, другие выдвигались на смену. Илья предлагал вариант: купить прицеп, оборудовать, чтобы в нём перевозить коз при смене полком позиции. «Ранение помешало, – вздыхает Илья. – Думаю, комбат бы согласился. Травы на Украине хорошие, привяжи козочку на длинную верёвку, будет пастись. Представляете, чай или кофе со свежим молоком. Солдатская пища надоедает».

Козы не удержали Илью, напросился на войну. Оставил хозяйство на маме.

– Знаю себя, совесть бы заела, – объясняет свой поступок Илья. – На долю моего поколения выпала большая война, а я отсиживаюсь дома. Друзья успели в первые месяцы повоевать, один офицер СОБРа, участвовал в Гостомельской операции под Киевом. И второй, вместе учились в физкультурном, воевал на Донбассе, когда я уходил на фронт. Двадцать первого сентября объявили частичную мобилизацию, меня не трогают. Позвонил в военкомат: почему, говорю, колдырей всяких призываете, а я, бывший спортсмен, боксёр, старый, что ли? Мне по-военному в лоб: в ВДВ пойдёшь? Сочту за честь, говорю. И закрутилось. Через час доставили повестку. Это было двадцать седьмого сентября в пять вечера. На следующий день в десять утра я с вещами уже стоял у администрации Лузинского района, оттуда повезли в учебный 242-й центр ВДВ в посёлок Светлый. А через два дня бортом в Крым. В Джанкое разместили в пионерских лагерях. Были ребята из Новосибирска, Красноярска. Нас омичей тридцать четыре человека. Автоматы, бронежилеты выдали в Джанкое, а одели в форму ещё в Омске.

После института меня призвали в армию, служил в тыловой части, на базе хранения танков. В военнике записано «командир танка», но смех – в танке не сидел, с автоматом не имел дело, разу не стрелял. Смех и слёзы, такая у меня срочка была. Как имеющему высшее образование дали должность старшины отдела, в нём чуть более пятидесяти человек. Зарядку проводил, наряды писал, за дисциплиной следил… Осваивать оружие пришлось на войне. К нам в Джанкой приехали из 76-й Псковской десантно-штурмовой дивизии комбат и начальник штаба за пополнением. Комбат обратился, сотни три стояло: «Кто желает служить в разведке? Нужны смелые, отчаянные, не буду скрывать, боевые задачи предстоят сложные. Желающие есть?» Шесть человек вышло. Я в детстве мечтал служить в разведке, на пятом десятке попал. Разведка с её нагрузками – удел молодых, ничего – вывозил. Нас перебросили в Троицкое, это Херсонская область, встали в девяноста километрах от передка, началась подготовка. Сформировали наш разведбат – 75-й отдельный разведывательный батальон 76-й Псковской десантно-штурмовой дивизии. С этого дня начались тренировки. Половина ребят из Красноярска, половина из Омска, из Кузбасса были. Тренировали нас профессионалы-контрактники, по-настоящему гоняли, под себя готовили. Потом разделяли повзводно, взводниками ставили контрактников, ротный, позывной Край, из Омска, молоденький лейтенант. Окончил факультет разведки в училище ФСБ.

– Учили вести стрельбу в двойках, тройках, – продолжает Илья, – эшелонированию, скрытному движению во время подхода. Много времени уделяли медицине, правильно оказать первую помощь себе, другому, правильно эвакуировать раненого. Учили снимать растяжки, смотреть внимательно под ноги, на воздух в небо, передвигаться по посадкам, вскользь прошли минно-подрывное дело. Все стреляли из «мухи», это РПГ-2, гранатомётчики из РПГ-30, РПГ-7. В стрельбе из автоматов, пулемётов не ограничивали, боекомплект не жалели. Полигон в безлюдном месте на свалке оборудовали, вокруг холмы. Это уже в зоне боевых действий в Херсонской области. До обеда полигон, после обеда чистка оружия, себя в порядок приводили. Так полтора месяца, пятнадцатого ноября перебросили в Луганскую область, первого декабря выдвинулись на боевую задачу в район посёлка Краснореченское. Свой первый блиндаж копал с Шахом, Серёгой из Кузбасса, на двоих вырыли. Пятого декабря первый раз пошли на штурм.

В ту пасхальную ночь в Москве, когда батюшка красной птицей летал по храму, выходя из алтаря на амвон, снова и снова возглашал: «Христос Воскресе», Илье в один момент страшно захотелось к своим парням – встать бы поскорее на ноги, вылечиться и вернуться в разведбат. Дело не доделал – коварного, умного, безжалостного врага надо побеждать…

Причаститься не удалось. После «Херувимской» кому-то стало плохо, всем колясочникам и остальным госпитальным скомандовали на выход. Уезжал из храма с сожалением, чувствовал себя окрылённым, не устал.

Два дня прошло после Пасхи, медсестра взяла у него утром градусник, посмотрела и, улыбаясь, сказала: «Вот что значит, в храм сходить, нормальная температура». Месяц держалась под тридцать девять, тут спала. Илья стал быстро набираться сил. Если раньше только до туалета мог доехать, настолько был слаб, тут начал преодолевать на коляске всю длину коридора, гонял из конца в конец, потом отважился на путь до буфета. Что было из разряда настоящего больничного путешествия: на лифте с девятого этажа на второй, дальше метров семьсот по коридорам с переездами из одного корпуса в другой.

В середине мая Илью отправили в омский госпиталь. Тогда мы и встретились.

Одна из особенностей этой войны – беспилотники и квадракоптер. Илья достал смартфон и продемонстрировал кадры самой первой своей операции. Слушая его, склонившегося к маленькому экрану, на котором мелькали кадры боя, ловил себя на чувстве нереальности происходящего. Это было кино и не кино, здесь пули летели горячие, осколки смертельные,