Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

4 эскадрона в 50–60 боевых коней, а 3-й – 2 эскадрона[654]. Поэтому реальное количество людей в бригаде могло варьироваться до 2 000, в том числе и за счет нестроевых чинов[655]. Часть из штатных чинов существовали лишь на бумаге. Имелась договоренность с военным министром о том, какое количество членов ПКБ должно было иметься налицо. Именно эти «наличные» и составляли реальную численность воинской части. Однако в силу различных обстоятельств часть из них постоянно находилась в отпусках на половинном жаловании. Такая практика позволяла экономить деньги, но и давала широкое поле для финансовых махинаций. Формальный принцип всей персидской армии – половина (фоуджа, фоуджей и т. п.) служит, половина в отпуску – распространялся и на бригаду, поскольку она являлась ее составной частью. Однако, опять-таки, как и во всех вооруженных силах, фактически принцип этот не соблюдался. По согласованию с военным министром (а то и помимо его) Заведующий мог манипулировать количеством отпускников. В этом он мало отличался от традиционных персидских командиров. В результате, в строю могло оставаться не более 300–200 человек из 1 000. Поскольку деньги выплачивались исходя из суммы бюджета, то на отпускных можно было добиться экономии. Но при неумеренном количестве отправляемых в отпуск, да еще и за взятки можно было извлекать прибыль не в пользу бригады.

По сообщению Д.Н. Кёрзона, видевшего ПКБ в конце 1889 г., «уменьшение в численности» ПКБ делалось «только на счёт низших чинов, высшие же – находятся постоянно в полном штате»[656]. Численность бригады по спискам составляла 800 человек (без «гвардейцев»)[657]. «В 1-м и 2-м полку по 300 человек, в третьем около 150 и в батарее около 50», – писал Мисль-Рустем[658]. Л. К. Артамонов в 1889 г. приводил несколько иные цифры. «Регулярная кавалерия, – писал он, – только 2 “казачьих” полка по 4 эскадрона в каждом… Численность полков, сведённых в бригаду: 130 офицеров, 750 казаков и 850 лошадей»[659]. Однако реально налицо было значительно меньшее количество. Когда полковник с разрешения военного министра распускал нижние чины по домам, отмечал Мисль-Рустем, реальный состав бригады сокращался до 250–300 человек[660]. Д. Н. Кёрзон писал, что к 1890 г., исходя из сумм, выделяемых персидским Военным министерством, состав бригады насчитывал 1800 человек. «В действительности же имеется только 2 полка (Мухаджирский и “Буми” (“Туземный”, из добровольцев)) по 600 человек в каждом, т. е. 1 200 человек, которые распределены по 3-м полкам в 400 человек каждый», – отмечал он[661]. Английский наблюдатель несколько заблуждался относительно численности ПКБ, о чём будет сказано ниже. Тем не менее общая цифра в 1 200 человек была приблизительно верной. По штатному расписанию к концу пребывания Н.Д. Кузьмина-Караваева в Иране в ПКБ насчитывалось «1000 нижних чинов при 210 генералах, штаб- и обер-офицерах»[662]. Однако «реальный» состав «казаков» был меньшим: «по штату в каждом полку полагалось по четыре эскадрона, а в третьем – только кадры для четырёх эскадронов»[663]. При широком применении отпускной системы, налицо Заведующий имел не более 300–400 человек, причем значительную часть из них составляли офицеры.

Недоразумения относительно количества полков в ПКБ и численности личного состава в приведенных выше свидетельствах требуют небольшого пояснения. В.А. Косоговский сообщал, что Н.Д. Кузьмин-Караваев в 1889 г. «уже окончательно забраковал “ветеранов” и добился выделения, их из “казачьей” бригады, потому что они были или очень стары, или болезненны, или, считая себя потомками знатных мухаджиров, находили службу в нижних чинах бригады для себя унизительною»[664]. Таким образом, эскадрон «Кадам» был им ликвидирован. Думается, сделано это было не только по причинам, изложенным наблюдателем, но и с целью сэкономить средства на содержание небоеспособного личного состава. Имевшиеся в распоряжении полковника мухаджиры, которые не могли нести службу, были сведены в один полк. Таким образом, если в начале при создании третьего полка речь шла о привлечении на службу в часть всего контингента мухаджиров, то теперь ситуация изменилась. Со временем те старели, умирали, становились небоеспособными. Но деньги на них шахское правительство выделяло, и ни родственники привилегированных «казаков», ни сами они, ни командир ПКБ терять их не желали. Скорее всего, именно поэтому «неспособные к службе» (старики, женщины и дети) мухаджиры были сведены в третий полк неполного состава. Тем не менее окончательно проблема «пенсионеров» решена не была. Как свидетельствует рапорт сменившего Н.Д. Кузьмина-Караваева Н.Я. Шнеура, число «ветеранов» (а фактически – «мертвых душ») продолжало увеличиваться, причем не только за счет мухаджиров[665]. Итогом преобразований стало то, что первый полк полностью комплектовался мухаджирами, второй – наемниками, а третий состоял из мухаджиров, негодных к военной службе, и их родственников, получавших пенсии-жалование за числившихся в списках бригады, но уже умерших «казаков». Таким образом, при формальной численности в 3 полка реально полковник мог показать лишь 2[666]. В связи с этим изменились и функции обер-офицеров-инструкторов. «Каждый полк бригады и батарею обучает отдельно русский инструктор-офицер», – сообщал по этому поводу Мисль-Рустем[667]. Теперь два из них – Е. А. Маковкин и Меняев – возглавляли соответственно первый и второй полки, а К. Н. Блюмер – четырехорудийную батарею[668].

Самым «больным местом» бригады оставались финансы. Как отмечалось выше, большое количество денег из бюджета уходило на содержание «пенсионеров», т. е. ветеранов, женщин и детей мухаджиров, из которых и был сформирован третий полк и отдельный эскадрон, и которые продолжали получать в виде пенсий наследственное жалование[669]. Деньги эти выдавались помимо полковника непосредственно из бюджета Военного министерства или других источников – магалов (магального жалованья, т. е. сумм, получаемых некоторыми казаками из разных провинциальный казначейств, помимо бюджета)[670]. Нелишним будет привести выдержку из работы В. А. Косоговского, который кратко, но емко охарактеризовал деятельность Н. Д. Кузьмина-Караваева в указанном направлении. «Новый полковник, – писал он, – застав финансы бригады в очень плачевном состоянии, приложил всё своё старание на их исправление и, благодаря содействию русского посланника генерал-адъютанта кн. Долгорукова, который, как военный, очень близко принимал к сердцу интересы русской военной миссии в Персии, в первый же год своего командования бригадой вернул отнятые персидским правительством 6000 т., а во второй год добился прибавки к прежнему бюджету бригады почти 4 000 т. Кузьмин-Караваев был очень бережлив и расчётлив, вернее скуп и нерешителен. В первые три года он уплатил все долги бригады, но зато ничего не заводил нового, рассчитывая сэкономить побольше денег и тогда уже заняться удовлетворением хозяйственных нужд бригады. Выполнить же этот план ему так и не удалось»[671]. На самом деле,