Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

контингент, видя корни этого в самих персах «не предъявляющих к этим военным “миссионерам” никаких серьёзных требований, а может быть и тормозящих их деятельность»[729]. Однако причины этого, как уже отмечалось, были куда многочисленнее и глубже. Помимо системы организации власти и связанного с ней политического мышления, они крылись также и в военной некомпетентности высших лиц Каджарской империи, в том числе и тех, которые отвечали за военное дело. «Начиная от самого шаха и кончая последним из его офицеров, – отмечал в другом месте М. Алиханов-Аварский, характеризуя состояние вооруженных сил Ирана, – в Персии никто не понимает военного дела даже на столько, чтобы отличать существенные его требования от второстепенных; да и никто не предан этому делу, а потому в армии всюду царит глубокая лень и халатность»[730].

Шах был большой любитель зрелищ. Поэтому главное в обучении ПКБ сводилось к прохождению маршем, джигитовке и отчасти рубке. Экономия средств и внешний лоск должны были поддерживать в глазах Насреддин-шаха иллюзию о боеспособности бригады и ее важности для обеспечения его собственного положения. Одновременно такие действия были направлены и на поддержание авторитета российской военной миссии и полковника, возглавлявшего последнюю. Как показали события середины 1890-х гг., о которых будет сказано отдельно, российское правительство не ставило целью создание боеспособной персидской кавалерии, да и армии вообще. Однако, и терять закрепленные позиции оно не желало. Целью бригады было «застолбить» место, чтобы его не заняли англичане, со временем, с конца 1890-х гг. – и немцы. В условиях непрекращающегося соперничества с Великобританией на Среднем Востоке, российские политические деятели действовали единственным возможным методом – запретительным: утверждая свое влияние, они «консервировали» его. Классическим примером этого являлось стремление запретить строительство железных дорог в Персии, ограничение проникновения иностранных товаров и торговцев в северные области Ирана. Одним из проявлений этой политики стало закрытие «порто-франко»[731] в Батуми указом царя Александра III от 26 июня 1886 г., фактически запретившее транзит иностранных товаров через Кавказ[732]. Запрет на закавказский транзит закрепил монопольное положение России на северо-иранских рынках. Даже в середине 1890-х гг., когда было провозглашено, что соревнование с Англией должно отныне «выражаться, прежде всего, в сфере экономических интересов», ситуация мало изменилась. А. Н. Куропаткин – один из вдохновителей активной политики России относительно Ирана – высказывал в докладной записке Николаю II в 1895 г. мнение, что смысл этой политики должен заключаться в освоении персидского рынка впрок[733]. Связано такое поведение было со слабостью позиций России, особенно в экономической сфере, в сравнении с Великобританией. Поэтому многое делалось как бы про запас, на будущее, когда империя будет в состоянии на равных бороться с сильным противником. Это касалось и ПКБ.

«Что же делает эта бригада в Тегеране?», – задавался вопросом Мисль-Рустем. И сам же отвечал на этот вопрос: «Она занимается учением и служит, если можно так сказать, рекламой персидских войск в глазах приезжающих иностранцев, которым шах очень любит её показывать»[734]. ПКБ составляла «украшение столицы и гордость шаха»[735]. На этом акцентировали внимание все российские наблюдатели[736]. Характерной является зарисовка Мисль-Рустема об участии ПКБ в традиционных ежегодных скачках, проходивших в Тегеране. «Наконец, раздаётся музыка, – описывал он открытие скачек, – это идут в полной форме персидские полки, стоящие в Тегеране, и персидская конная “казачья” бригада, обучаемая русскими инструкторами. Конечно, последняя со своими сотенными саженными значками, в цветных бешметах и черкесках, более всего привлекает внимание толпы»[737]. «Я видел их на параде, – писал в статье «Times» от И февраля 1890 г. Д.Н. Кёрзон, побывавший в Иране сентябре 1889 – январе 1890 гг.[738], – и часто встречал на улицах. Персидские “казаки” имеют добрый и воинственный вид и, вероятно, составляют лучшую часть персидской армии»[739]. Бригада к концу 1880-х гг. оставалась «визитной карточкой» как русского влияния при шахском дворе, так и шахской армии. В отдельных частях государства местными управителями стали создаваться отряды по ее подобию. Так, губернатором Исфахана, сыном шаха Масуд-мирзой Зелл ос-Солтане было сформировано 3 «казачьих» полка, составленных «из луров, арабов, негров и других народностей, и по выучке хуже тегеранских»[740]. В 1889 г. по повелению шаха, посетившего Тебриз, здесь было сформировано 3 сотни «казаков» по образцу тегеранских – «Соваре-е Мозаффер». «В последний свой проезд (с апреля по сентябрь 1889 г. – О. Г.) шах повелел сформировать 3 сотни “казаков”, – сообщал побывавший в октябре-декабре того же года в Северном Азербайджане капитан ГШ П.К. Артамонов, – возложив это поручение на сартипа Нусретдо-уле (зятя валиата). Сотни действительно были сформированы, одеты однообразно (по-казачьи), но остаются без всякой серьёзной выучки»[741]. В мае 1891 г. посетивший Тебриз русский офицер-инструктор ПКБ указывал, что «казачье» подразделение состоит из 6 полусотен (каждая в 50 человек). Находились «казаки» под начальством ученика русских инструкторов из ПКБ сартип-дуюма Магомед Алихана. «По отзыву самого сартипа, – писал инструктор, – она («Соваре-е Мозаффер» – О. Г.) обучена неудовлетворительно, так как жалования не дают, вследствие чего люди очень неохотно являются на службу. Вооружение её – шашка, кинжал и карабин Верндля; последних однако не хватает на всех, ибо в складах хранится всего 200 штук»[742]. «Соваре-е Мозаффер» составляли часть гарнизона города и, судя по источникам, на зиму распускались по домам (впрочем, в мае 1891 г. они также не находились на службе[743]. В 1892 г. из милиционных формирований началось формирование «казачьего» полка генерал-губернатором Хорасана, разместившего «казаков» в центральных городах провинции – Мешхеде и Серахсе[744]. В первом городе «казаки» набирались из курдов[745], а во втором – из джемшидов, сеистанцев и арабов[746]. «2 года тому назад было приступлено к формированию 4-х сотенного конного полка по образцу имеющихся в Тегеране 2-х “казачьих” полков. Однако формирование это далеко еще не доведено до конца и в настоящее время таких “казаков” имеется в Мешхеде около 100 и в Серахсе 50 человек», – сообщал в 1894 г. В. А. Орановский[747]. Выполняли они преимущественно конвойные функции[748]. Проезжавший через Буджнурское ханство в 1891 г. российский офицер Л. К. Артамонов писал: «Ко мне было назначено (в качестве конвоя для охраны от туркмен – О. Г.) 13 человек курдских “казаков”, сотня которых составляла как бы гвардию ильхани (правителя Буджнурдского ханства – О. Г.), посаженную на отличных коней и вооружённую по образцу наших казаков, но без всякого обучения»[749].

В 1893 г. исполнявший обязанности Заведующего доносил своему начальству, что «независимо от бригады, офицерами ПКБ по казачьему образцу сформированы: в Тебризе 100 человек по