Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

Кузьмина-Караваева из равновесия, обострив уже сформировавшуюся неприязнь к Е. А. Маковкину. О ее причинах, к сожалению, мы можем только догадываться, как и о мотивах изменения отношения полковника к К.Н. Блюмеру. Однако очевидно, что конфликт между ними назрел не в 1889 г., а раньше, и был связан со служебными делами. Основным «противником» для Заведующего выступал не поручик, а есаул, что видно из его поведения относительно последнего.

Второй претензией Н.Д. Кузьмина-Караваева был якобы существовавший в бригадном бюджете дефицит, образовавшийся за время его отсутствия. «Из представленной мне 28 октября есаулами Маковкиным и Ассиером за их подписями ведомости о состоянии бригадного бюджета оказалось, что в настоящее время бригада располагает не только 5 000 туманов свободных денег, но даже предвидится к 9 марта экономия не менее 19000 туманов», – сообщал М.А. Поджио[780]. Что касается выдачи квитанции, то из разбора поверенного в делах выяснилось следующее. Полковник «снова отказался выдать квитанцию, – писал М. А. Поджио, – под тем предлогом, что будто бы Маковкин за время отсутствия полковника из Персии в прошедшем и нынешнем годах показал в отчётах 600 туманов на представительство, какового сумма, по заявлению Маковкина, была разрешена ему самим полковником»[781]. Резюмировал свой доклад поверенный в делах следующими словами: «мне кажется, что удаление двух опытных… офицеров, не заручившись новыми офицерами, есть… более необдуманная со стороны полковника мера, что при расстройстве его нервов он нуждается в опытных помощниках»[782].

Во время указанной переписки всплыл вопрос о здоровье Н. Д. Кузьмина-Караваева. Нужно отметить, что он фигурировал почти в каждом документе дела. Как показало дальнейшее расследование, полковник действительно оказался болен. Однако при прочтении архивных материалов не покидает мысль, что эта болезнь стала хорошим поводом для удаления указанного офицера из Тегерана. А. М. Дондуков-Корсаков особенно подчеркивал, что по возвращении из Петербурга «полковник Кузьмин-Караваев обратил моё… и других… внимание усилившимся болезненным состоянием своим, выражавшемся некоторой неясностью речи, прерыванием фраз и значительным нервным возбуждением»[783]. О здоровье полковника отдельной телеграммой справлялся у поверенного в делах С. А. Шереметев[784]. М. А. Поджио доносил: «Из моих бесед с полковником вывожу заключение, что нервы его крайне расстроены»[785]. В качестве подтверждения он приводил три рассмотренных выше фактора. По нашему мнению, они, скорее, были ответом на то, что желало слышать начальство. Хотя, конечно, проблемы со здоровьем у полковника были достаточно серьезные. Но он их, видимо, не воспринимал адекватно.

Следует также заметить, что дело об отозвании Н. Д. Кузьмина-Караваева развернулось одновременно со сменой российского дипломатического представителя при шахском дворе. В октябре Н. С. Долгоруков, активно покровительствовавший Н.Д. Кузьмину-Караваеву, был смещен с поста и вернулся в Россию. Возможно, именно на его заступничество рассчитывал и опирался полковник при своей поездке в Петербург.

Однако дело приняло не совсем тот оборот, на который надеялся Н.Д. Кузьмин-Караваев. Попытка смены инструкторов стала трансформироваться в смену Заведующего. В ответ на сообщение М.А. Поджио, А.М. Дондуков-Корсаков 4 ноября телеграфировал тому приказ Н.Д. Кузьмину-Караваеву, что «есаул Маковкин и поручик Блюмер должны остаться в бригаде до назначения новых офицеров»[786]. Но Заведующий тут проявил настойчивость, граничащую с упертостью. М.А. Поджио сообщал: «Хотя 5 ноября мною передано было полковнику приказание Вашего сиятельства… он, однако, сегодня об этом распоряжении не объявил офицерам и не приказал им являться на учения… распоряжение Вашего сиятельства стало известно бригаде и, как говорят, дошло даже до шаха»[787]. В телеграмме командующему войсками Кавказского военного округа от 6 ноября Н. Д. Кузьмин-Караваев писал: «Получив приказание Вашего сиятельства, переданное мне поверенным в делах… имею честь донести, что оба офицера мною отчислены по поданным им рапортам и уже представились его величеству шаху по поводу их отъезда»[788]. Это было явное нарушение воинской дисциплины со стороны Н. Д. Кузьмина-Караваева. К тому же подрывало авторитет и престиж русской военной миссии в глазах шаха. Главноначальствующий гражданской частью на Кавказе и командующий войсками Кавказского военного округа генерал от кавалерии князь А. М. Дондуков-Корсаков 7 ноября вынужден был через М. А. Поджио повторить свой приказ[789].

В тот же день А.М. Дондуков-Корсаков написал конфиденциальное письмо начальнику Главного штаба Н.Н. Обручеву. В нём князь изложил ход дел вокруг ПКБ. «Все эти обстоятельства, – сообщал он, – побуждают меня представить настоящее положение дел на усмотрение Вашего превосходительства и военного министра. Я полагаю, что расстроенное здоровье полковника Кузьмина-Караваева не позволяет ему в настоящее время исполнять обязанности службы как управляющего бригадой, так и по сбору статистических сведений, что дальнейшее пребывание в Персии может быть опасно как для ухудшения его здоровья, так и для управления делами инструкторов в иноземной стране, и что немедленный отзыв его в Санкт-Петербург, где он мог бы поправить своё здоровье… и замена его новым начальником бригады есть наилучший исход, который можно найти при этих обстоятельствах»[790]. Сложно сказать, была ли болезнь полковника единственной причиной, по которой А.М. Дондуков-Корсаков хотел его сместить. Или же князя возмутило поведение Заведующего, который, рассчитывая на покровительство в Петербурге, позволял себе игнорировать приказы начальства. Тем не менее с начала ноября 1889 г. Главноначальствующий на Кавказе стал активно добиваться отставки Н.Д. Кузьмина-Караваева, ссылаясь на его неспособность управлять бригадой из-за болезни. Поскольку тот был назначен «высочайшим повелением», снять его самостоятельно А.М. Дондуков-Корсаков не мог. Поэтому он ходатайствовал об этом у военного министра (и через него – у императора). Судя по документам, уже в начале ноября князь подобрал кандидатуру на смену Н.Д. Кузьмину-Караваеву. Временное же управление ПКБ он предполагал поручить есаулу Е. А. Маковкину, «как опытному офицеру, отслужившему четвёртое трёхлетие в Персии и неоднократно управлявшему бригадой за отсутствие её начальников»[791].

Мнение кавказского начальства не изменила и следующая телеграмма Н.Д. Кузьмина-Караваева от И ноября. В ней он просил разрешения прибыть в Тифлис для личного доклада о положении дел в ПКБ, сдав на время отсутствия дела подъесаулу М. А. Ассиеру, «устранив от такового есаула Маковкина». Свое отношение к последнему Н.Д. Кузьмин-Караваев мотивировал довольно неопределенно. Полковник заявлял: «Поведение есаула Маковкина со дня моего приезда по отношению ко мне крайне оскорбительно для меня, противно воинской дисциплине. Кроме того, доверяя последнему, я по опыту не ручаюсь за порядок, спокойствие в бригаде». Н.Д. Кузьмин-Караваев ставил вопрос ребром: «В случае, если настоящая моя просьба (об отозвании вышеназванных офицеров – О. Г.) не будет уважена Вашим сиятельством, я буду вынужден просить о немедленном моём отчислении от занимаемой мною должности»[792].