Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

штату, Мешхеде – 10 0[750], Кирмане – 200, Исфахане – 400. Они содержатся в половинном составе и находятся в распоряжении в Тебризе и Исфахане – сыновей шаха (валиата и Зелл ос-Солтане), в Хорасане и Кирмане – губернаторов»[751].

Следует заметить, что «рекламная» сторона деятельности российских военных оказалась довольно качественной. Побывавший во второй половине 1889 – начале 1890 г. в Персии Д.Н. Кёрзон был явно введен в заблуждение по многим параметрам, относящимся к ПКБ[752]. Необходимо остановиться на его сведениях особо, поскольку они составляли в рассматриваемое время основной источник для индийского и английского правительств, а также для британского общественного мнения. В то же время, из них можно почерпнуть важные детали, характеризующие политику Н.Д. Кузьмина-Караваева относительно ПКБ. Д.Н. Кёрзон писал, что в конце 1889 – начале 1890 г. в Тегеране существовало 3 «казачьих» полка, «на содержание которых (по 25 туманов или 62 руб. на человека) отпускается по расчёту шести сот человек в каждом полку, так что “казаков” считается 1800 человек; в действительности же имеется только 2 полка по 600 человек в каждом, т. е. 1200 человек, которые распределены по 3-м полкам в 400 человек каждый»[753]. Полков в бригаде действительно было 3. Однако их «реальный» численный состав никогда до 1890 г. не превышал 1 000 человек. 1210 человек числилось по штатному расписанию, которым, видимо, и руководствовался английский наблюдатель. Реально в ПКБ находилось не более 900 «казаков». Об этом свидетельствуют приводившиеся выше архивные материалы и хорошо знакомый с жизнью бригады Мисль-Рустем. Таким образом, цифры Д. Н. Кёрзона были явно завышенными. Тем не менее не следует их отбрасывать полностью, поскольку они свидетельствуют о внутренних изменениях в подразделении и о широте финансовых махинаций вокруг ПКБ. Впрочем, была и еще одна цель – демонизация внешней политики России в Иране для британского общественного мнения. Действительное количество «казаков», которыми располагал Заведующий, было еще меньше «реального». «Из числа нижних чинов большое количество не несло вовсе службы и числились только по спискам», а в строй выходило не более 300 человек, сообщал в 1892 г. новый командир ПКБ И. Я. Шнеур[754]. Следует также помнить, что правительство Персии выделяло деньги не из расчета 25 туманов на человека в год, а 30 – на мухаджиров, 25 – на немухаджиров. Поскольку реальной численности бригады Д.Н. Кёрзон не знал, то, видимо, он исходил из среднего отпускаемого жалования. А оно на деле было значительно большим, нежели при расчете 25 туманов на человека. Отсюда – нестыковка в цифрах личного состава бригады.

Что касается остальных данных, относящихся к распределению чинов ПКБ, то они представляются также не совсем ясными. Скорее всего, английский наблюдатель в своих оценках исходил из средних размеров персидских частей, а не из реального знания положения в бригаде. Об этом свидетельствует его произвольное разделение «казаков» на 2 полка по 600 человек, а также равномерное распределение их по трем полкам. Фоудж – аналог полка в Персии – численностью равнялся европейскому батальону. Поэтому для его обозначения европейцы использовали термины «полк однобатальонного состава» и «батальон» одновременно. Один такой полк в среднем насчитывал приблизительно 900 человек[755]. Возможно, именно поэтому Д. Н. Кёрзон для их общей численности взял произвольно указанную среднюю цифру и, суммировав, получил 1800 «казаков». Хотя, может быть, англичанин ориентировался на русские образцы. Зная, что ПКБ обучается на основе российских воинских уставов и возглавляется русскими, он мог за основу для определения численности взять кавалерийский полк императорской армии, который насчитывал 902 человека с офицерами[756]. Вполне допустимым представляется также, что в основу расчетов Д.Н. Кёрзона была положена штатная численность казачьего полка шестисотенного состава[757].

Как бы то ни было, сведения Д. Н. Кёрзона были ошибочны. В действительности третий полк в численном составе всегда был меньше первых двух, да и формальный состав полков не превышал 400 человек. Отсюда, видимо, «лишние» 200 человек у Д. Н. Кёрзона. Относительно четкое представление о действительной численности ПКБ дает сообщение одного из ее инструкторов ротмистра В. К. Бельгарда. «Казачья Его Величества шаха бригада состоит из одного гвардейского эскадрона и трёх полков, – писал он. – Третий состоит из одних мухаджиров. При бригаде: конная полубатарея из четырёх русских орудий. При сформировании, по штату в каждом полку полагалось по четыре эскадрона, а в третьем – только кадры для четырёх эскадронов»[758]. Тем не менее сведения о выделяемом жаловании и реальном количестве людей, его получающем, важны, поскольку английский корреспондент оперировал, скорее всего, официальными данными. Они подтверждают, что в ПКБ и вокруг нее существовали махинации с финансовыми средствами, хотя размеры их выяснить сложно.

Неопределенность с количественным составом ПКБ сказалась, видимо, и на оценке российского командного состава. Д.Н. Кёрзон писал: «Полный комплект русских инструкторов обыкновенно составляли: один полковник, три капитана, один поручик и десять унтер-офицеров; но в настоящее время число их уменьшено до следующих размеров: один полковник, один капитан, один поручик и шесть унтер-офицеров»[759]. На самом же деле состав военной миссии до конца века не изменялся и состоял из 1 полковника ГШ, 3 обер-офицеров и 5 унтер-офицеров[760].

3.3. Дело об отзыве Н. Д. Кузьмина-Караваева

В 1888 г. Н.Д. Кузьмин-Караваев отбыл в отпуск на кавказские минеральные воды с целью лечения[761]. «Болезнь его в то время имела характер скорее общего физического ослабления организма», – сообщал Командующий войсками Кавказского военного округа генерал от кавалерии А.М. Дондуков-Корсаков в Главный штаб 7 ноября 1889 г.[762] Именно с этого момента начала раскручиваться цепь событий, приведшая к смещению Заведующего. Первая поездка на Кавказ была нормально воспринята российским начальством полковника. Но вторая, летом 1889 г., сопровождалась повышенным интересом кавказских военных властей и Военного министерства к делам в ПКБ. Мы остановимся на ней детально, поскольку здесь широко проявились различные особенности функционирования российской военной миссии в Тегеране, взаимоотношений между Заведующим и различными ведомственными структурами империи, дипломатическим посланником и пр. Рассмотрение кризиса второй половины 1889 – начала 1890 г. также необходимо, поскольку единственное имеющееся в историографии его изложение[763] (за исключением наших работ) страдает информативной скупостью и массой неточностей.

Согласно архивным материалам, внимание кавказского начальства, а затем и Главного штаба обратило на себя отсутствие сведений военно-статистического характера о Персии. Хотя военная агентура и была второстепенной задачей Заведующих, однако ее не отменяли. Полковник должен был 3 раза в год подавать в штаб Кавказского военного округа, а через него – в Военно-ученый