Японский флот во Второй мировой войне - Александр Геннадьевич Больных

его авианосцев. Незадолго до 09.30 «Лексингтон» поднял 50 самолетов, «Йорктаун» – 43. Однако пока самолеты строились, вернулся разведчик, и выяснилось, что это все те же самые тяжелые крейсера! Однако тут подоспела радиограмма «Летающей крепости», которая обнаружила эскадру адмирала Гото, в том числе «Сёхо».

Фортуна улыбнулась самолетам «Лексингтона». В 09.50 они заметили «Сёхо» всего в 90 милях к северо-западу от собственного корабля и при атаке почти не встретили сопротивления. В 10.25 за ними последовали самолеты «Йорктауна». Авианосец и корабли прикрытия начали беспорядочно маневрировать, в воздух взвились несколько истребителей «Зеро», чтобы встретить самолеты противника. 93 американских самолета обрушились на «Сёхо», сметя в сторону японские истребители. Этим утром один из американских пилотов лейтенант Джон Пауэрс заявил: «Я намерен добиться попадания, даже если для этого мне придется сесть ему на полетную палубу». Один за другим «Доунтлессы» пикировали на «Сёхо». Считается, что лейтенант Пауэрс добился прямого попадания. Он пережил эту атаку, однако погиб на следующий день. Когда «Сёхо» затонул, капитан-лейтенант Роберт Диксон с «Лексингтона» радировал: «Scratch one flattop». Вероятно, так впервые появился еще один синоним слова «авианосец» – плоский верх полетной палубы, «flattop».

Но эта фраза очень трудна для перевода, имеются минимум три варианта. В горячке боя уроженец Бруклина, скорее всего, подразумевал то, что можно найти в онлайн словаре американского сленга «Urban dictionary» – «Трахнули пидараса».

Несмотря на маневры уклонения и плотный зенитный огонь, у легкого авианосца не было ни единого шанса. 13 бомб и 7 торпед попали в цель, и «Сёхо» превратился в пылающую руину. В 10.31 был отдан приказ покинул корабль, и авианосец затонул в 10.35.

Вот как описывал атаку Акира Тэндо, военный корреспондент «Асахи Симбун», находившийся на борту «Сёхо» в момент гибели. Гражданскому человеку можно простить допущенные ошибки.

«Тогда я почувствовал, как весь корабль содрогнулся. Пока мы лежали на палубе, перед нами мелькали всяческие обломки, похоже, деревянные. Затем по кораблю прокатился ужасный гул… Я подумал, что это неправда, все просто не могло быть столь плохо! Это наверняка рев моторов вражеских самолетов, сбитых нашими пулеметами. Я пытался убедить себя в этом, но вскоре был вынужден взглянуть правде в глаза. Это не были вражеские самолеты. Бомба только что разбила наш руль.

Вражеские пилоты, наверное, просто захлебывались от счастья, видя наш авианосец парализованным. Они снова и снова набрасывались на нас, атакуя со свежими силами, подлетая все ближе, чтобы сбросить бомбы. В тот момент, когда нам казалось, что они уже врежутся в море, они выходили из пике, ревя моторами. Это не были американские пьяницы, о которых нам рассказывали в Японии!

Когда мы увидели, как попала третья или четвертая бомба, от сильного удара содрогнулась вся палуба…

«Ублюдки!» Удивленный, я оглянулся и увидел искаженное яростью лицо унтер-офицера с разорванной щекой. Он пытался зажать рану, но кровь лилась между пальцами. У матроса, стоявшего рядом с ним, была почти оторвана рука. Встал еще один матрос, и я с ужасом увидел, что у него разодрано бедро так, что видна кость. Пытаясь не показать боли, он стоял у телескопа, докладывая, что видит. В такой ситуации он считал бы себя опозоренным, если бы свалился. Бомбы и торпеды продолжали попадать в нас. Каждый раз, когда торпеда попадала в корабль, сотрясение и грохот напоминали землетрясение… Внезапно я почувствовал, что тоже ранен. Я посмотрел на ногу – по ней струилась кровь! Я хотел спуститься в кают-компанию на перевязку, но оглядевшись, решил иначе. Люди с гораздо более тяжелыми ранами, чем моя, оставались на постах. Я тоже остался. Кровь продолжала течь по брюкам, но все, что я видел – это царапина на колене. Чтобы успокоить себя, я подумал: «Это ничего!», и остался на мостике.

Наконец корабль начал садиться носом. Тогда я покинул командный мостик и перешел на сигнальную платформу. Наш фотограф Ёсиока снимал вражеские самолеты, которые все еще атаковали нас.

«Эй, журналисты, здесь опасно. Марш отсюда!» – крикнул нам артиллерийский офицер, беспокоясь о нас. Но мы его не слушали, так как смотрели на самолет, сбрасывающий торпеду. «Живы?» Мы взялись за руки. «Давайте прыгнем вместе!» Но в этот момент я спросил себя: а куда, собственно, я собрался? Если я намерен умереть, лучше умереть с остальными. Палубу уже заливала вода, и волны заплескивали корабль. Хотя мы уже тонули, матросы оставались на постах, готовые выполнить любой приказ.

Большинство экипажа отказалось покинуть корабль. Нос нырнул в море. Корма поднялась высоко в воздух. Винт все еще отчаянно вертелся. Машины корабля работали до самого конца.

Унтер-офицер взобрался на верхушку мачты, погружающейся в море. Я понял, что он отчаянно пытается спасти одного из товарищей. Внезапно он вместе с кораблем исчез под водой…

Кроме военных корреспондентов на борту находились три гражданских лица: парикмахер, кок и прачка. Они помогали раненым матросам. Как и все остальные, они погибли на боевых постах».

Из экипажа более чем в 800 человек спаслось только 225. Соединение прикрытия адмирала Гото, в котором остались 4 тяжелых крейсера и 1 эсминец, отошло на северо-запад. Они отправили свои гидросамолеты в бухту Дебойн на «Камикава Мару».

Оперативное соединение 17 добилось триумфа, потопив первый японский авианосец (хотя это был почти беззащитный легкий авианосец). Но американцам предстояла тревожная ночь. Адмирал Флетчер понял, что Такаги знает его координаты, тогда как сам он ничего не знал о положении Такаги. Чтобы предотвратить грозящую катастрофу и в то же время выполнить свои задачи перехвата японского десанта, ему предстояло тщательно выбрать курс своих авианосцев. Он пошел на запад, чтобы сохранить возможность атаковать силы вторжения, если они пойдут через проход Жомар. (Конечно, он не знал, что те отозваны.) Такаги тоже предстояло принять кое-какие решения. Весь день 7 мая он гонял свои разведывательные самолеты, но так как ОС 17 находилось в зоне плохой погоды, поэтому донесения самолетов были обрывочными и неточными.

Тем не менее после возвращения на авианосцы ударной группы, потопившей «Неошо» и «Симс», вечером он выслал поисково-ударную группу в составе 15 «Кейтов» и 12 «Вэлов» под командованием все того же Симадзаки. Так как группе предстояло садиться уже после наступления темноты, то были отобраны лучшие пилоты. При ухудшающейся погоде самолеты пролетели до предела дальности, сбросили в море бомбы и торпеды и полетели назад.

В сумерках они оказались рядом с ОС 17. Их обнаружили радаром, и «Уайлдкэты» «Лексингтона» сбили «Вэл» и 8 «Кейтов», потеряв 2 своих истребителя. 18 уцелевших самолетов после заката в 19.00 пролетели прямо на «Йорктауном». Полагая, что это свой авианосец, они морзянкой запросили разрешение на посадку. Американцы растерялись и дали ответный сигнал, но потом ошибка выяснилась. Американские корабли открыли огонь, японцы убрали закрылки и шасси и улетели. Радар показал, что они кружат на одном месте с 30 милях от «Йорктауна», поэтому американцы резонно предположили,