Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны - Коллектив авторов

мировой войны, подчеркивалось, что каждое действие должно базироваться на внезапности, что без обеспечения внезапности невозможно достичь крупных результатов боевых действий[485]. Вопрос об обеспечении внезапности станет одним из краеугольных камней стратегии и оперативного искусства «молниеносной войны».

В свою очередь, обеспечение внезапности требовало разнообразных мер по введению противника в заблуждение – с помощью как целенаправленной дезинформации, так и мер стратегической, оперативной и тактической маскировки. Дезинформация была очень важной частью подготовки в 1940–1941 гг. нападения гитлеровской Германии на СССР; ее значение только сравнительно недавно стало должным образом оцениваться отечественными и зарубежными специалистами. К сожалению, есть достаточно оснований считать, что беспрецедентная и весьма изощренная дезинформационная кампания в отношении советского партийно-государственного руководства и военного командования во многом достигла своих целей[486]. Она явилась весьма значительным фактором при обеспечении внезапности нападения 22 июня 1941 г., что в немалой мере способствовало поражению РККА в приграничных сражениях и в последующих событиях на советско-германской фронте летом – осенью 1941 г.

Говоря об идеях уже упоминавшегося британского генерала Дж. Ч. Фуллера, следует отметить, что, по его мнению, когда проводится наступление, командир механизированного (танкового) соединения должен быть как можно ближе к голове наступления. Дж. Ч. Фуллер настаивал, что при атаке командиры механизированных соединений «должны лично вести в бой свои части»[487]. Он прозорливо говорил о том, что у механизированной армии (или у механизированного соединения) должны быть, наряду с танками, мощные противотанковые средства (что было воспринято в вермахте и недоучитывалось как во Франции в 1940 г., так и в СССР в 1941 г., накануне гитлеровского вторжения)[488].

Дж. Ч. Фуллер также продвигал пионерскую по тому времени идею легкой самоходной артиллерии противотанкового назначения[489]. В СССР вопрос о создании самоходной бронированной артиллерии поднимал еще в начале 1930-х гг. М. Н. Тухачевский, однако эта идея не находила своего воплощения вплоть до 1942 г., когда командование Красной армии учло успешный опыт применения самоходной артиллерии в вермахте.

О том, что «механизация войск увеличила шансы разгрома главных сил противника без необходимости ведения крупных сражений», писал Б. Лиддел Гарт[490]. Он отмечал, что «разгром противника стал возможным благодаря нарушению механизированными войсками линий снабжения и управления противника, а также благодаря прорывам танков в глубокий тыл противника»[491]. Именно идея парализовать нервную систему противника танковыми соединениями и частями с мотопехотой (при тесной поддержке авиации) стала одной из центральных в формуле блицкрига в 1939, 1940 и 1941 гг.

Молодой подполковник французской армии Ш. де Голль внимательно следил за работами Дж. Фуллера и Б. Лиддел Гарта. Сразу же после прихода А. Гитлера к власти в 1933 г. де Голль в статье, опубликованной в журнале «Политика и парламент», поставил вопрос о создании ударной маневренной армии с отборными механизированными и бронетанковыми войсками[492]. В мае 1934 г. он выпустил книгу «За профессиональную армию», посвященную вопросам стратегии и тактики, многочисленным техническим деталям формирования танковой профессиональной армии[493].

Ш. де Голль описывал возможности такой армии для прорыва прочной обороны противника. В результате прорыва обороны противника, по его словам, открывался бы «путь к великим победам, которые по своим далеко идущим последствиям сразу же приведут к полному разгрому противника»[494]. Де Голль справедливо писал о том, что «таким образом тактика перерастает в стратегию, что некогда являлось конечной целью военного искусства и верхом его совершенства…»[495].

В Германии книгу быстро перевели на немецкий язык. Ее с большим вниманием прочитали В. Кейтель, В. фон Браухич и особенно генерал Г. Гудериан[496]. О ней докладывали Гитлеру. Во Франции же на книгу Ш. де Голля не обратили должного внимания.

Упомянутый выше австрийский генерал Л. Эймансбергер в своей книге «Танковая война», увидевшей свет первый раз в 1934 г. в Германии, прозорливо писал: «Перевес в численности быстроходных дивизий – а основными являются именно они с авиацией, – проявится относительно времени и пространства совершенно иным образом; он может привести к поражению совершенно неслыханных масштабов»[497].

Л. Эймансбергер предлагал создать из танковых и моторизованных дивизий танковую армию, которой придавалась бы смешанная воздушная дивизия[498]. Он предусматривал использование авиации для непосредственной поддержки действий танков, но речь еще не шла конкретно о критически важной роли прицельного бомбометания пикирующими бомбардировщиками.

Масштабная интеллектуальная работа по преодолению позиционности военных действий, которые доминировали в Первую мировую войну, была проделана в Советском Союзе. Речь идет, прежде всего, о «теории глубокой операции» и «теории глубокого боя».

Первую приближенную формулировку теории «глубокой операции» дал в 1926 г. в уже упоминавшейся работе «Размах операций современных армий» В. К. Триандафиллов. Он настаивал: для прорыва фронта на оперативную глубину с учетом мощи средств обороны, что проявилось еще в Первой мировой войне, необходима мощная ударная армия. Такую армию он именовал «таранной группировкой». Именно «таранным» способом В. К. Триандафиллов считал возможным пробить сильную оборону противника, насыщенную различными средствами поражения. Основными средствами подавления и прорыва В. К. Триандафиллов считал артиллерию, в том числе тяжелую артиллерию резерва главного командования. При этом он предусматривал и массированное применение химического оружия[499].

В. К. Триандафиллов писал и об определенной роли танков, однако в его работе 1926 г. они еще не занимали центрального места.

Свои разработки теории «глубокой операции» В. К. Триандафиллов продолжил в книге «Характер операций современных армий», которая впервые была опубликована в 1929 г. (а затем, после гибели В. К. Триандафиллова в 1931 г. в авиакатастрофе, несколько раз переиздавалась в СССР в 1930-е гг.).

Мощные удары «таранных группировок», считал Триандафиллов, способны привести к самым серьезным политическим последствиям. По его словам, «глубокие и сокрушительные удары могут вывести из игры довольно быстро целые государственные организмы. По отношению к большим государствам эти удары могут привести к разгрому их вооруженных сил по частям, крупными пачками»[500].

Разгром вооруженных сил противника благодаря таким операциям, по мнению В. К. Триандафиллова, создает «условия для социально-политических потрясений»[501]. Форма удара – «односторонний таран» или «действия на скрещивающихся направлениях»[502]. Критиком такой «таранности» выступил А. А. Свечин.

В рамках глубокой операции В. К. Триандафиллов предусматривал прорыв в оперативный тыл конницы и моторизованных частей, в том числе легких танков и пехоты на вездеходных автомобилях. Он писал о возможности «глубоких проникновений в расположение противника», о возможности «больших оперативных скачков»[503].

Как одну из важнейших тенденций в развитии военного искусства В. К. Триандафиллов отмечал «беспрерывные попытки превратить танк из средства