«Офицерство волнуется…» Российский офицерский корпус и публичная политика в 1905–1914 годах - Антон Юрьевич Фомин

закон распространяется и на сферу международных отношений: «Тот народ принесет человечеству высшую сумму блага, который выкажет наибольшую силу, стойкость, мужество и жизнеспособность – духовно, умственно и физически. Тот же народ, который выкажет бессилие, погибнет, не оставив в мире следа»[411].

Резюмируя сказанное, Лев Львович сформулировал несколько ключевых установок, которыми должны были руководствоваться офицеры русской армии. Из абсолютизации борьбы, возведения борьбы между национально-государственными сущностями в центр исторического процесса логично вытекает следующий призыв: «Пусть будут войны, великие, кровопролитные войны, если они будут борьбой лучшего с худшим, добра со злом, разума с безумием! Боритесь в этих войнах за высшее, за разумнейшее, сильнейшее, лучшее, за все свое русское, за русские богатейшие земли, подобных которым нет на свете, за русского даровитого человека, за русские нравы, за русскую литературу, искусство, торговлю, промышленность, науку, музыку, за светлое будущее всей русской культуры и не уступайте ее никому! Победят вас, снова беритесь за оружие, пока не победите!»[412] Следовательно, русский офицер обязан верить в то, что «русская армия призвана покорить мир и насадить в нем высшее благо, высшую силу, высшую культуру людей»[413]. Непрерывная, упорная победоносная борьба – вот единственное достойное содержание жизни, по мнению Л.Л. Толстого. Все, что не вписывается в этот идеал – «не реальные жизненные цели, а заоблачные мечтания». Под «заоблачными мечтами» Лев Толстой-сын подразумевал главным образом идеи своего отца.

Идейная воинственность охватила этого имевшего тяжелые воспоминания о службе в армии человека во время Русско-японской войны. Зиму и весну 1904 года Лев Львович c семьей проводил в Египте. Находясь в окружении англичан, с радостью встречавших известия о военных неудачах русских, он проникся духом соревнования между народами. В одном из египетских писем С.А. Толстой Лев Львович выразил свое видение геополитических перспектив: «На то, чтобы Россия покрыла собой всю землю, нужно еще тысяч семь, восемь лет, если мы будем продолжать так быстро расти, как росли с начала Новгорода или даже Московского княжества. Еще тысячу лет для покорения всего азиатского материка, еще тысяч пять лет на покорение и слияние с народами остальных материков»[414]. Развивая эти взгляды, он дошел до крайнего шовинизма: «Желтые люди, Китай, Япония и Корея, – это только желтый фон, основа, на которой призваны работать белые люди во главе с Россией, как Россия покрыла собой татар и других инородцев»[415]. Впрочем, и «белых» людей – европейцев – со временем должна постичь та же участь, что и народы Азии: «Замечательно, что мы (русские. – А. Ф.) всех покрываем, и никто не покрывает нас. Ни один народ никогда в истории не показал этой расовой мощи. Европейцы никто не сделает этого. Напротив, мы опять же покрываем и растворяем в себе всех европейцев: и немцев, и поляков, ближних соседей, и начали то же с более отдаленными – англичанами, французами, итальянцами. Все они только наши слуги, наши приказчики, наши школьные учителя, которых всех заменят в будущем их ученики»[416]. Что касается японцев, то они вызывают у Льва Львовича «гадливое чувство, как комары, напившиеся кровью, которых приходится раздавить»[417].

Статья «Жизненные задачи русского офицера» была выпущена в виде отдельной брошюры под заглавием «Памятка русского офицера» учрежденным Л.Л. Толстым издательством «Доброе дело» в серии «Патриотическая библиотека». В этой же серии увидела свет «Памятка русского солдата» его же авторства. По своему идейному наполнению солдатская памятка была идентична офицерской. Русскому солдату также следовало видеть смысл жизни в «разумной борьбе», духовно и физически совершенствоваться, а главное – ясно осознавать: «Все данные за то, чтобы Россия <…> в будущем завоевала мир»[418].

Если текст офицерской памятки был первоначально опубликован в «Русском инвалиде», то солдатская памятка выросла из воззвания «К русским солдатам», напечатанном в «военно-народной» газете «Русское чтение», редактором-издателем которой был упоминавшийся выше полковник Д.Н. Дубенский[419]. Л.Л. Толстой являлся одним из ведущих публицистов «Русского чтения». В отличие от «Нового времени», где сына Толстого все же затмевал М.О. Меньшиков и другие известные сотрудники, в «Русском чтении» Лев Львович мог считаться главной «звездой». Его статьи, всегда содержащие поучительные рассуждения на злободневные темы, как правило, помещались на первых страницах газеты[420].

В конце 1906 года Лев Львович, основательно расширив первоначальный текст, дал ему претенциозное название «Памятка русского солдата»[421]. 20 декабря 1906 он отправил «Памятку» императору, надеясь таким образом добиться поддержки властей в ее распространении[422]. Обращение к верховной власти на этот раз дало определенный результат – министр двора запросил мнение Главного штаба о брошюре. «Памятка» была рассмотрена на заседании Комитета по образованию войск при Военном совете. Первоначальный вердикт Комитета был неблагоприятен для автора «Памятки». По мнению членов Комитета, автор, поставив себе задачу разъяснить русскому солдату его предназначение, справился с ней лишь отчасти. Главный недостаток брошюры усматривали в том, что в ней полностью игнорировалась фигура «верховного вождя армии»: «Толкуя солдату его обязанности и призвание, он опирается лишь на два стимула: благо народа и отечества, и ни одним словом не упоминает о долге солдата по отношению к государю императору – верховному вождю армии, к присяге, к чести знамени, т. е. о том, на чем прежде всего зиждется военное воспитание»[423]. Состоящая из рассуждений о политических задачах, общечеловеческих и гражданских идеалах «Памятка» Л.Л. Толстого действительно сильно расходилась с принятыми в русской армии традициями «воспитания» нижних чинов. Это был своего рода политико-философский трактат как по форме, так и по содержанию, казавшийся малопригодным для военнослужащих. Помимо отсутствия традиционных верноподданнических формул, заучивание которых лежало в основе «гражданского воспитания» нижних чинов, Комитет отметил недостаточную ясность языка «Памятки»[424]. Соответственно, дать брошюре официальную рекомендацию не представлялось возможным[425].

Однако стремление использовать имя сына Толстого в пропагандистских целях было слишком сильно. Делопроизводитель Комитета, полковник Лазаревич в вежливом письме предложил Льву Львовичу исправить брошюру («восполнить пробел»), указав на обязанности солдат перед «верховным вождем армии»[426]. Он незамедлительно выполнил это требование, хотя и достаточно формально. Как показали В.Н. Абросимова и С.Р. Зорина, Лев Львович, нисколько не меняя текст, лишь добавил в него несколько упоминаний царя[427]. Тем не менее этого оказалось достаточно. Формальное препятствие для одобрения брошюры было устранено. При повторном рассмотрении Комитет снова отметил ряд недостатков «Памятки», в частности, очевидное незнакомство автора с военной жизнью: «Автор – сам не воин, а дилетант в вопросах солдатского воспитания, тем более что и характер изложения не совсем приспособлен к солдатской аудитории»