Будни фронтового автобуса - Иван Вадимович Карпенков

Но эта! Она была какая-то неземная. Не иначе, ее облик – это всего лишь мираж, плод больного воображения контуженного человека. Такой, как она, ну просто не может быть хотя бы потому, что такого не может быть вообще. Тем более тут. Но она была. И именно здесь! Он не только видел, но даже реально чувствовал ее.

«Сколько таких же, как я, прошедших через ее нежные руки и напрочь потерявших голову, готовых прямо сейчас, не задумываясь, взять ее в жены? – не унимался в своих размышлениях он. – Интересно, многим она вот так, на прощание, машет рукой?» – поймав себя на мысли о том, что он ее уже ревнует, забеспокоился боец.

Его терзания прервал грузно рухнувший рядом на сиденье огромный парень с перемотанной головой и висящей на перевязи загипсованной рукой.

– Хороша Маришка! Ничего не скажешь, – растягивая слова, констатировал он, заметив пристальное внимание спутника к доктору. – Но неприступная совсем. Кто только к ней не подкатывал! И полковники, и генералы, и спецназ, и пехота – все клинья к ней подбивать пытались. Однако все попусту. Всем дала от ворот поворот, – протягивая здоровую руку для рукопожатия, произнес он. – Саня! Позывной Бешеный! – крепко сжав руку, представился попутчик.

– Леха – Севастополь! Можно просто Сева, – ответил боец и снова устремил свой взор за окно.

После слов Сани он еще больше зауважал ее, и словно теплота разлилась по всему его телу. Ведь ему, а не кому-нибудь другому она помахала ручкой. Кто-то может подумать, что ему это показалось. Но он был твердо уверен, что это было, и было не случайно.

В этот момент автобус, резко дернувшись, тронулся и, глухо набирая обороты, выехал в распахнутые ворота. В клубах пыли и дыма остались раненые и персонал эвакуационного пункта. И среди них была та самая, единственная, которая, похоже, теперь навсегда поселилась в его сердце.

Сколько было возможно, он до последнего пытался смотреть на нее, а она, как будто на мгновение остановившись и поймав через оконное стекло его взгляд, вновь одарила его сводящей с ума улыбкой. Может быть, кто-то в автобусе так же в это время смотрел на доктора, и ему тоже могло показаться, что это он перехватил адресованную ему улыбку. Но только один Сева точно знал, что эта внезапно возникшая, незримая связь установилась исключительно между ними. И улыбнулась она только ему одному. И никому другому. Он был в этом абсолютно уверен. А потому делить ее с кем-то, даже в мыслях, он был не готов.

Качаясь в трясущемся салоне автобуса, невзирая на отдающую болью на каждой кочке раздробленную ногу и легкую контузию, после всего пережитого Сева сейчас чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Почему? Он и сам точно ответить не мог. Может, потому что остался жив, а может, потому что встретил Марину. А может, оттого, что в крайние два дня просто все складывалось как нельзя лучше.

Разговорчивый сосед Саня, словно старому другу, всю дорогу без умолку, с упоением рассказывал про свое десантно-штурмовое подразделение. Про их славные подвиги, смешные и курьезные моменты службы. Ну а что еще могут обсуждать в санитарно-эвакуационном автобусе обманувшие смерть воины?

– А сам-то где служишь? – переводя дух в перерыве между своими историями, уточнил Саня. Настроение у Бешеного было отличное.

– На самом деле – нигде. Так-то я вообще не военный… – к удивлению собеседника, ответил Сева, реально осознавая, насколько абсурдно сейчас прозвучали эти слова из уст одетого, как и многие тут, в тактический камуфляж расцветки «мультикам», находящегося в военном автобусе человека, с ранениями, явно полученными не в уличной драке.

Он прекрасно понимал причину изумленного взгляда своего попутчика. А потому, не дожидаясь лишних вопросов, начал рассказ о своем тернистом и совсем не банальном пути до появления в этом автобусе.

А начался он вовсе даже не со срочной службы, которую довелось пройти Севе в прекрасном городе у самого Черного моря, рядом с подножием красивейших, покрытых снежными шапками гор. Хотя, безусловно, время, проведенное в воздушно-десантных войсках, не прошло для него даром, сформировав в нем особый взгляд на жизнь и ее проблемы, и навсегда оставив неизгладимый след в его душе и наколку на ребре ладони правой руки «За ВДВ!»

По окончании службы, несмотря на десяток прыжков с парашютом и звание кандидата в мастера спорта по боксу, ему все же удалось поступить в Санкт-Петербургский политехнический университет. По его окончании Леха занял почетную и абсолютно бесполезную должность младшего научного сотрудника в одном из НИИ, в котором сотрудники, работающие еще со времен СССР, даже не пытались изображать бурную и кипучую деятельность. Государство, будучи взаимно вежливым, абсолютно честно отвечало им тем же, изредка выплачивая зарплату в размере и объеме аккурат хватавшим на то, чтобы сразу не протянуть от голода ноги. В связи с чем место это было, вероятно, для кого-то весьма желанным.

Невзирая на многолетнее ничегонеделание и протертые до дыр штаны, сотрудники удивительным образом никуда не разбегались. Одни стойко и мужественно дорабатывали оставшиеся годы до пенсии, другие, уже перешагнувшие эту черту и перешедшие в почетный разряд пенсионеров, по привычке продолжали приходить на ставшее таким родным и знакомым за долгие десятилетия место под названием «работа».

Но Сева был молод! Его душа требовала прогресса и перспектив. Потому в один из зимних новогодних вечеров, после активного возлияния (пиво, замешанное на водке), предусмотрительно закушенного трехдневным оливье, между Севой и еще одним «великим» ученым, его сокурсником, произошел многообещающий, грозящий огромными перспективами вселенского масштаба диалог. Его результатом стало принятие решения о создании не чего-нибудь барыжно-коммерческого, типа ларька у метро, а целой научно-технической фирмы.

Последующие дни новогодних каникул партнеры помнили плохо. И только постоянно поступающий в организм в качестве обмытия гениального проекта алкоголь с каждым разом все больше и больше расширял границы потенциального, неизбежно ожидающего их успеха.

В связи с этим уже к первому рабочему дню нового трудового года все глобальные и стратегические решения были приняты, а заявление об оставлении научной должности в НИИ написано. И как ни старались седовласые корифеи науки удержать Севу на стабильной дорожке службы в государственном учреждении, тлетворный дух свободы уже проник в ум и пожирал сознание несостоявшегося пока академика.

Жестокая реальность победившего капитализма очень скоро и в достаточно жесткой форме показала, что хорошее образование, таланты и умения ничего не стоят