Выписка из журнала маневренных карточек (За период с 04.07.1977 по 17.11.1998) - Павел Георгиевич Вишняков

некое внутреннее пространство двора: с невысокими деревьями, вкопанными в землю столами и лавками. Кое-где стояли вешалы для белья с натянутыми верёвками, бегали дети, а за одним из столов сидела группа мужичков разных лет. Мужички были один в один наши – из таких же промышленных казарменных районов, в спортивных штанах и майках, орали они также громко, также пили пиво из горла, и остервенело спорили, разглядывая игральные карты. Не то, чтобы я был напуган, нет, но напрягся – встреча с такими парнями в моём родном городе не сулила ничего хорошего.

Да – заметили. От компании отделился парень моего возраста, ну, может, чуть постарше, и не спеша двинулся ко мне: трудно было меня не заметить, в чёрной форме, белая фуражка…

– Рашен?

– Йес…

– Сэйлор?

– Йес…

– Коммодор?

– Но, кэптен.

Помолчали, закурили – когда я достал сигареты, он протянул мне зажигалку. Улыбнулся: «Бир?» Тут и я заулыбался – Йес. И мы пошли к столу.

Ну, час точно пиво попили, потом вспоминал, что никаких языковых трудностей практически не было. Думаю, что я мог бы там зависнуть до вечера, но тут появилась тётка в халате и шлепанцах, с тазом, полным сырого белья, и начала орать на мужиков, размахивая руками в сторону автобусной остановки… Намёк был понят – коллектив довёл меня до дверей автобуса Красный адмирал, помахал руками на прощание, и я всё же попал в этот день в музей, посвящённый 6 июня 1944 года.

Много раз вспоминал я эту встречу – совершенно наши люди, совершенно наше место. Люди труда, пролетарии, с тяжёлым бытом и простыми радостями. С глаз тогда словно пелена спала – фильмы-то все про адвокатов-журналистов-финансистов-полицейских-гангстеров, а настоящая жизнь совершенно другая.

Сейчас с трудом всплывает в памяти лицо этого парня, рыжий, коротко стриженый… Пробки с пива о край стола срывали. Вот они и есть Англия, они и проголосовали.

Джон Булль – это не банкир из Сити. Джон Булль – это они.

Взводный

«Товарищ капитан 2 ранга! Разрешите обратиться! Старший лейтенант…» – ворвавшийся в каюту старший лейтенант морской пехоты проорал все это дело, надсаживаясь в положении наскока. «Что, ну что ты орешь, старлей,» – группа офицеров штаба и корабля склонились над картой с планом совместных учений с USS и HMS, которые должны были стать завершающим этапом визита бпк «Адмирал Левченко» в Портсмут, – «Что у тебя, старлей, нагорело, накипело, наросло, наболело, выросло, подросло, не выросло…»

Поток вариаций прервался с появлением в кают-компании командира похода Жаринова. «Пал Георгич, бери под свое крыло, прибыл взвод морской пехоты из Печенги, пойдут с нами. Командира взвода прикрепить к походному штабу, матросов разместить, корабельных предупредить – не обижать!»

Поздоровавшись со старлеем, я отправился с ним к старпому и передал тому наказ «не обижать!» Старпом среагировал эмоционально: «Пал Георгич, вы что?! Вы их видели?! Как бы они нас не обидели…» Заинтересовавшись, я отправился знакомиться с наследниками «Черной смерти».

Кубрик, который они уже заняли, отыскался сразу – по запаху. Корабельные ароматы те еще пуазоны, но этот запах… Увидев заходящего капдва, ближайший матрос гаркнул «Смирна!», а сержант, умудрившись отчеканить единственный строевой шаг в узкостях корабельных рундуков, доложился о наличии личного состава. Выше меня на голову, стриженые налысо, плечистые мускулистые крепыши – в разной степени раздетости стояли передо мной морячки-срочники по стойке смирно. Запах шел снизу – от берцов и портянок, которые эти парни развесили посушиться. В-общем, быстро я оттуда слинял, убедившись, что обидеть этих ребят можно (словом), но опасно.

Разместили взводного в каюту, выселив какого-то комбата, и снова погрузились в предстартовые хлопоты. Проверки следовали за проверкой, корабли к 96 году выходить за угол совсем перестали, начальство было озабочено отсутствием морских навыков у экипажа…

Этому полувзводу морпехов в предстоящих учениях отводилась заметная роль. Планом была предусмотрена высадка досмотровых групп на судно-нарушитель режима эмбарго, досмотр, проверка судовой документации… Высадку планировали двумя способами – на баркасе и вертолетом. Причем, посадка Ка-27 на борт судна-нарушителя не предусматривалась.

Старлей (по имени Петя) принимал участие во всех штабных оперативках и инструктажах, Жаринов, со свойственной ему иронией, пытался его подкалывать, но тот на все его изыски реагировал по-уставному: «Не могу доложить, товарищ капитан 1 ранга!.. Никак нет, товарищ капитан 1 ранга!.. Так точно, товарищ…», и мало-помалу ирония сошла на нет. На все вопросы, связанные с готовностью его бойцов к предстоящей работе, старлей отвечал коротко и дубовато: «Сделаем в соответствии… ««А высаживаться-то как вам удобнее – с баркаса, с вертолета?» – «Да все равно, товарищ капитан 2 ранга, сделаем…»

В-общем, не мой это был вопрос, занимался ими полковник с БВ флота, потом еще экипажи вертолетов подключились, а у нас с Сережей Бондаренко хватало своих навигационно-тактических проблем – расчеты на совместное плавание, всякие решения и прочие замечательные бумаги, количеством которых, по словам Касатонова, измеряется работоспособность и профпригодность любого штаба.

…

Этот выход оказался моим последним большим походом. Чувства, что заканчивается моя флотская одиссея, я не испытывал, корабельная жизнь довольно быстро вошла в вахтовую колею, штаб нес оперативное дежурство, на утренних летучках Петя исправно появлялся в своей черной форме, надраеных берцах, слушал прогноз погоды, подолгу стоял у карты, где отмечался путь «Левченко», прислушивался к нашим разговорам… Никто на него особого внимания не обращал, и исчезал он с ФКП незаметно. Где-то в корме, на вертолетке, он собирал своих ореликов и дрессировал их – нагрузки, по словам старпома, периодически там появлявшегося, были серьезные и долгие.

…

На ошвартовавшийся в гавани Портсмута «Левченко» валом валили различные должностные лица – консул, ВМАТ, представители торгпредства. Совсем неподалеку в Historic Dockyard виднелись мачты HMS Victory, побывать на котором было моей заветной мечтой, а тут приходилось сидеть на ФКП и совместно с оперативным сортировать прибывших: «Этого к Жаринову, этого к командиру, этих сюда давайте…» Во множественном числе доложили о прибытии представителей российского телевидения, вскоре они заявились со своими бэгами и штативами: один щуплый, темноволосый, другой – с наметившимся брюшком, усатый, Брилев и Бритиков. Корреспонденты РТР в Англии собирались выйти с нами на учения, а пока просили провести их по кораблю, поснимать романтику, обветренного, как скалы, капитана и тп.

Пока ждали, когда освободится Орест, разговорились – ребята оказались компанейскими, валентиновзориных из себя не строили.

И вот в момент обсуждения животрепещущих вопросов о курсе фунта и возможностях шоппинга появляется наш старлей, как всегда, в строевой стойке: «Товарищ капитан 2 ранга. Прошу разъяснить – проводить-ли тренировки, подтвердить место и время.» «Да погоди ты,» – с досадой отмахнулся я и повернулся к корреспондентам, как вдруг на лице Брилева расцвела широкая