«Вселить в них дух воинственный»: дискурсивно-педагогический анализ воинских уставов - Сергей Эдуардович Зверев

в американских уставах, например, стиль, «мысли, выбор выражений совершенно военные» (по Е. Б. Фуксу) [176]. Полевые уставы (field manual) армии США правильнее было бы называть руководствами: их стиль, построенный на использовании живой, аргументированной речи, не имеет ничего общего с псевдоученостью и канцелярщиной наших боевых уставов. Например, полевой устав FM 22–100 «Армейское руководство» широко оперирует цитатами, прямой речью, жизненными примерами из повседневной деятельности войск и яркими боевыми эпизодами, работающими на разъяснение требований устава. Текст украшен средствами выразительности, пересыпан экспрессивными элементами: «Если его люди работают в дождь, форма сержанта тоже должна быть мокрой. Если солдаты пропустили завтрак, желудок их лидера будет рычать так же громко». Устав проникнут, можно сказать, суворовским духом бодрости («в конце концов они пришли в Армию не для того, чтобы скучать»), уверенности в собственной силе («они (американские военнослужащие. – С. З.) делают свою работу, как бы ни страшна, как бы ни скучна, как бы ни рискованна, или кровава, или утомительна она ни была») и в победе («работа заключается в том, чтобы найти, сражаться и победить врага»), что отлично передается читателю.

3. Пренебрежение хорошим русским литературным языком не может быть терпимо, поскольку все отмечавшиеся здесь недостатки языка уставов воспринимаются строевыми командирами как вариант нормы и старательно тиражируются ими в речи. Говорить с людьми таким суконным языком невозможно, а только приказывать – недостаточно. Как следствие – вселять дух воинственный в сердца подчиненных такие начальники не могут, а о необходимости личного общения с ними, красноречиво заповеданного БУП-42, имеют не больше понятия, чем о китайской грамоте.

4. Принципиально неправильно отделять форму выражения мысли от ее содержания. Изучение современных боевых уставов свидетельствует, что их авторы обычно руководствуются последним предшествующим образцом, добавляя, по мере необходимости, свои фрагменты, обусловленные появлением новых средств поражения и изменившимися вследствие этого взглядами на способы ведения операции и боя. Анализ этого «своего» показывает катастрофическое падение год от года культуры речи и культуры штабного мышления разработчиков уставов. Если учесть, что уставы пишут отнюдь не лейтенанты, это вселяет законную тревогу об уровне развития офицеров нашего Генерального штаба. Если учесть, что к обязанности командиров правильно мыслить у нас традиционно относились более чем снисходительно, то это создает опасные предпосылки к тому, что следующие поколения наших военных руководителей будет воевать по старинке, мало заботясь об обоснованности своих требований.

Присмотримся: «Командиры должны думать глубоко и творчески, предмет их заботы охватывает вчерашнее наследие, сегодняшнюю задачу и завтрашнюю силу» [144, с. 38]. Командирам американской армии их устав вменяет в обязанность заботиться не только о выполнении «поставленной задачи», но и о будущем, ибо любой начальник только звено в цепи, скрепляющей прошлые и будущие поколения военных людей. В осознании этого факта и заключается основа насаждения жизнеспособных отечественных боевых традиций, о которых, кстати, курсанты военно-учебных заведений, по наблюдениям автора, практически не имеют ясного представления.

Не потому ли на словах превознося А. В. Суворова как величайшего военного гения и даже пытаясь причесть его к лику святых, на деле мы очень и очень далеки от духа его «Науки побеждать». Опросы, проведенные автором среди старших офицеров ряда военных академий, свидетельствуют, что 99 % цвета нашей армии не читали этой библии отечественного военного искусства. Про младших офицеров и курсантов и говорить не приходится. Фактически повторяется ситуация, сложившаяся в Красной Армии до начала Великой Отечественной, когда Суворова у нас не знали, и только в 1942 г. политуправления начали рассылать в войска «Науку побеждать» с указанием «прочесть и сделать конспект». Да ведь что конспектировать в «Словесном поучении»? Оно само есть конспект условий победы. Над ним надо раздумывать, его положения надо не затверживать, а примерять на себя, соотносить с изменившимися условиями ведения войны и боя. И один из главных его уроков – долой немогузнайку! Долой тупое шапкозакидательство, нежелание думать и нелюбовь к самостоятельной мысли! Долой трусливую поговорку о наказуемой инициативе, за которую удобно прячется все та же проклятая немогузнайка!

5. Отсутствие полноценных уставных требований к личностным и профессиональным качествам дирижеров боя – военных руководителей – создает опасный прецедент упрочения односторонней связи командиров со старшими начальниками. Войска при этом выступают в качестве молчаливой «жертвы» их совместного командования. О любви и доверии подчиненных к начальникам как важнейшего следствия двусторонних связей в структуре военной иерархии наши уставы и не заикаются. Корни советской беззаветности, таким образом, в армии выполоты не полностью.

Почему в обязанностях наших командиров мы не находим таких прекрасных строк: «Когда вы приняли присягу, когда вы согласились быть руководителем, вы заключили договор с вашими подчиненными и своей нацией. Америка доверила вам свой самый драгоценный ресурс – свою молодежь. Каждый человек, который служит вместе с вами, это чей-то сын или чья-то дочь, брат, мать, сестра, отец» [144, с. 38]. Почему же в наших боевых уставах не прописана практика всех великих полководцев от Александра Македонского до Александра Суворова, заключающаяся в первоочередном внимании к принесшим наивысшую жертву «за други своя» – к больным, раненым и павшим? Ведь без этого во всех последующих войнах и вооруженных конфликтах наши герои так и будут наполнять собой придорожные канавы или прикапываться в атмосфере деморализующей секретности, оставляя незримые, но нерубцующиеся раны на сердцах их жен, детей и родителей.

6. Необходимо поощрять творческую мысль участников боевых действий, обобщать и пропагандировать купленный дорогой ценой опыт. Статьи, публикующиеся время от времени на страницах военно-теоретических журналов Министерства обороны, в основном принадлежат перу тех авторов, кто по ряду причин уже удалился от строя и занялся научной работой. Самые свежие, а потому самые ценные впечатления и мнения о последней войне ее непосредственных участников оказываются, таким образом, не отраженными в печати, не находят живого и заинтересованного обсуждения, и если и осмысливаются, то много позже, когда актуальность мыслей в значительной степени утрачивается. К тому же, по прошествии лет, ветераны, как правило, испытывают искушение писать не столько о том, что было, сколько о том, как оно должно было быть, несколько идеализируя суровую действительность. Это весьма способствует тому, что наши генералы вынужденно готовятся к прошедшей войне, вместо того чтобы, отталкиваясь от передового опыта, пытаться спрогнозировать будущие угрозы и характер грядущих войн и военных конфликтов. Так, полководческий опыт наших обеих отечественных войн начал обобщаться фактически только через 20 лет, приняв форму «истории о генералах», написанную самими генералами. Естественно, после наведенного лоска на планы, решения и их исполнение мы задним умом опрометчиво утверждались в собственной непобедимости, и это порождало известную самоуспокоенность творческой мысли победителей («спи, Богатырь, спи!»), за что в