Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов

21 февраля 1882 года «по дальнейшим обстоятельствам для определения его к статским делам» Ратаев неожиданно был уволен от военной службы и произведен в чин коллежского секретаря. Ровно через четыре месяца состоялось определение его на службу в Министерство внутренних дел «с откомандированием для занятий в Департамент государственной полиции», причем хлопотал за него сам Плеве.

9 сентября 1882 года в помещении Благовещенской Церкви МВД священником Н. Мухиным Ратаев был приведен к присяге. «Я, нижепоименованный, — говорилось в ней, — обещаюсь и клянусь всемогущим Богом, перед святым его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к высокому Его Императорского Величества самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества предостерегать и оборонять. Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том узнаю, не только заблаговременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать».

1 января 1887 года за отлично-усердную службу Радаев был высочайше пожалован орденом Станислава III степени. 23 сентября этого же года состоялось его назначение младшим помощником делопроизводителя Департамента полиции. Должность эта, несмотря на скромное, на первый взгляд, название, на самом деле была достаточно важной, так как ставила Ратаева в самый центр розыскной работы. Назначенный начальством «на агентуру», он вырос в крупнейшего и авторитетнейшего специалиста Департамента по этой части. В 1898 году, в связи с наметившимся оживлением в революционной среде, из Третьего делопроизводства Департамента, ведавшего политическим розыском в стране, было решено выделить Особый отдел. Во главе его и стал Л. А. Ратаев.

Правда, некий «П» — бывший чиновник Департамента, опубликовавший в 1917 году на страницах журнала «Былое» свои воспоминания об этом учреждении, утверждал, что в действительности Особым отделом «тайно руководил» секретный сотрудник М. И. Гурович, известный под кличкой «Харьковец». В Департаменте полиции Гурович занимал должность старшего помощника делопроизводителя, исполнял одно время даже обязанности начальника Петербургского охранного отделения. Если это так, то полицейские заслуги Л. А. Ратаева выглядят несколько скромнее, чем принято думать. Однако прямых указаний на особую роль Гуровича в Особом отделе нет.

В. С. Брачев находит, что сохранившаяся переписка с С. В. Зубатовым 1900-х годов опровергает измышления недоброжелателей Ратаева о его якобы недостаточно самостоятельной роли в системе политического сыска. «Напротив, приходится только удивляться уму, знаниям и его распорядительности как начальника Особого отдела Департамента полиции, все видевшего, все понимавшего и ничего не упускавшего из виду, независимо от того, шла ли речь о деятельности подпольной типографии, прибытии в Россию очередного революционного эмиссара из-за рубежа или же очередном „проколе" местных охранных отделений — ничто не могло ускользнуть от его проницательного взгляда».

«Дорогой Сергей Васильевич! — пишет Ратаев своему другу Зубатову в апреле 1901 года. — Очень я огорчился, увидев № 5 „Южного рабочего". Доколе же, Господи, ярость твоя на нас! Каким образом это при наших розыскных средствах две типографии благополучно могут существовать в течение двух лет: „Южный рабочий" (где?) и „Союза борьбы" в Санкт-Петербурге? Безусловно, желательно покончить со всем этим в течение лета, дабы к осени все это прекратило существование, иначе они так окрепнут, что трудно будет с ними справиться; да и времени не будет. Система „сердечного попечения", несомненно, скоро принесет свои плоды и едва ли спокойно дотянет даже до января. Много, много хлопот будет, а посему надо бдеть, бдеть и бдеть».

Важно отметить, что, занятый, казалось бы, чисто практической работой по «разгребанию грязи»: аресты, доносы, провокации и т. д., Ратаев не упускал в то же время из виду и общие беды Департамента полиции той поры. Речь идет о резко выросшем значении в начале XX века местных губернских жандармских управлений и охранных отделений, зачастую не обращавших на Департамент полиции в Петербурге никакого внимания. «По-видимому, его функции сводятся к тому, чтобы отпускать деньги. Все живут на его средства, и все его игнорируют. Санкт-Петербургское охранное отделение ведет свою линию, ротмистр Герасимов в Харькове — свою, полковник Бессонов в Одессе — свою. Рачковский играет в прятки, и, наконец, даже Вы пришли к убеждению, что с Департаментом не стоит и посоветоваться», — С горечью отмечал он в письме к Зубатову 11 декабря 1901 года.

Большое беспокойство вызывало у него и широко распространившаяся практика коллег, когда, выйдя на «лед революционеров, агенты охранки вместо того, чтобы произвести аресты, проявляли недопустимую, с его точки зрения, медлительность, ограничиваясь наблюдением, рассчитывая, таким образом, на раскрытие новых явок, адресов и связей «объекта». Результаты такой игры в «кошки-мышки» с революционерами были, как правило, неутешительны: сделав свое «революционное дело», «объект» наблюдения в нужный момент благополучно исчезал из поля зрения полиции.

«Видите ли, дорогой Сергей Васильевич, — наставлял Ратаев своего друга, — агентура вещь прекрасная. Но не надо забывать, что она все-таки не цель, а средство. Если же ею пользоваться как средством никак невозможно, то она превращается в личную забаву, если хотите, спорт, но спорт бесполезный и очень дорогой. В интересах этой агентуры отпускается за границу злодей Паули, в тех же интересах путешествуют невозбранно по России всякие прохвосты, усиливающие революционное настроение, и без того достаточно повышенное».

11 февраля 1902 года Ратаев выступил с инициативой по организации ряда небольших розыскных отделений в наиболее тревожных районах империи. Спустя три месяца, когда новый директор Департамента Лопухин последовал его рекомендациям, Ратаев составляет новую записку, в которой, определенно высказавшись за ужесточение мер борьбы с террористами и революционерами, всю вину за это возлагает на либералов. Своими газетами, собраниями и воскресными школами для рабочих, утверждал Ратаев, эта люди манипулируют общественным мнением, вовлекая в антиправительственное движение «добропорядочных людей», после чего облыжно обвиняют полицию в жестокости.

Главным достижением Ратаева в это время стал арест известного террориста Е. К. Григорьева, повлекший за собой провал и арест в 1903 году главы «Боевой организации» эсеров Григория Гершуни и Михаила Мельникова. Тем не менее до окончательной победы над террористами Департаменту полиции было еще далеко, хотя, казалось бы, фактически во главе «Боевой организации» после ареста Гершуни встал теперь уже «свой человек». Однако на прекращение террора со стороны эсеровских боевиков рассчитывать, как оказалось, не приходилось. Одной из главных причин беспомощности властей в борьбе с революционным террором Ратаев называет «всеобщий распад», гниение политической полиции, «которое началось в апреле 1902-года, шло, постепенно усиливаясь, и достигло своего апогея летом 1905 года, пока в конце того же года ему не