Мифы и легенды Огненной дуги - Валерий Николаевич Замулин

с Готом и Кемпфом не было столь напряжённых отношений, как у Клюге с Моделем. Он лично отвечал за успех «Цитадели», поэтому делал все, что мог, для них и даже в ущерб для обороны других участков своей группы. Примером может служить переброска из 1-й ТА в 4-ю ТА 3-й тд и 198-й пд. Фельдмаршал считал, что если уж принято решение о переходе в наступление, то «надо сделать всё для достижения полного и быстрого успеха операции «Цитадель»[399]. Следует отдать должное, на протяжении всего периода подготовки летних боёв он твёрдо придерживался этого принципа. Хотя ещё раз подчеркну, для этого в его группе были созданы необходимые условия.

И наконец, в-третьих, транспортная система и система снабжения ГА «Юг» была более отлажена и подвергалась не столь мощному давлению партизан, как это наблюдалось в орловской дуге. Да и проводить такие масштабные перегруппировки, как это был вынужден делать Модель, на юге необходимости не было.

Приведённые выше данные свидетельствуют о том, что на 5 июля 1943 г. армия Моделя была самой слабой из двух группировок, привлекавшихся для реализации плана «Цитадель». Это относится и к общему числу ударных соединений, выделенных для захвата Курска, и к их численному составу. Несмотря на значительные усилия по восстановлению дивизий 9-й А и неоднократный перенос начала наступления, военно-политическое руководство Германии оказалось не в силах удовлетворить даже минимальные потребности войск Моделя, т. е. довести его армию хотя бы до штата. Для реализации столь масштабных и крайне сложных задач она должна была обязательно получить ещё и дополнительные средства усиления, в первую очередь артиллерию и тяжёлую бронетехнику прорыва. Однако по объективным причинам сделать это не удалось, что явилось одной из главных причин провала генерального наступления вермахта на советско-германском фронте летом 1943 г.

В.Н. Замулин. В канун коренного перелома. Роль разведки Центрального фронта в определении даты начала Курской битвы

Одним из важных и крайне запутанных вопросов в истории Курской битвы является деятельность советских разведорганов по выявлению замысла германского командования на стадии обсуждения и планирования операции «Цитадель», а также определения даты её начала. Как известно, ни одна разведка не может выиграть битву, а тем более войну, но она в зависимости от уровня организации, как правило, оказывает большую помощь в этом. Вклад наших спецслужб в срыв летнего немецкого наступления 1943 г. весом. Тем не менее в советской историографии этот вопрос не был всесторонне освещён по объективным причинам. К тому времени ещё не истёк 50-летний период секретности документации военной поры, установленный законом. Следовательно, и обсуждать предметно было нечего. С 1993 г. начался процесс рассекречивания фондов ЦАМО РФ за 1943 г. В научный оборот стал поступать большой массив неизвестных ранее источников, которые позволяют не только понять ход боевых действий, оценить планы и решения командования противоборствующих сторон, но и узнать много нового о ключевых эпизодах подготовки Курской битвы.

В первую очередь это относится к широко известным событиям ночи с 4 на 5 июля 1943 г., когда в полосе 13-й А Центрального фронта был захвачен немецкий сапер, сообщивший о том, что наступление вермахта на Курск начнётся через несколько часов. Имя его Бруно Формелл. В отечественной и западной историографии сложилось устойчивое мнение о том, что именно от него советскому командованию стали известны точная дата и время начала операции «Цитадель». Эта информация позволила принять верное решение о начале контрартподготовки и нанести изготовившимся ударным группировкам Манштейна и Моделя большой урон. Хотя некоторые германские историки считают это утверждение явным преувеличением. Во-первых, солдат не мог обладать стратегической информацией, во-вторых, не опубликованы документальные источники – протоколы допросов этого военнопленного. Поэтому неясно, какие сведения он выдал.

Действительно, за весь послевоенный период в нашей стране ни разу не были опубликованы протоколы допросов Б. Формелла, даже после их рассекречивания в 1993 г. Впервые и об этом пленном, и о том, что именно его показания стали ключевыми при принятии решения: начать заранее запланированную контрартподготовку в ночь на 5 июля 1943 г., в начале 1960-х годов написал сначала в журнале, а затем и в мемуарах бывший командующий Центральным фронтом Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский[400]. Информация с указанием фамилии сапёра и кратким изложением сообщённых им данных также была включена в третий том «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 г.»[401] – первый официальный труд по истории минувшей войны.

Затем были опубликованы рассказы заместителя командира 15-й Сивашской стрелковой дивизии 13-й А ген.-м. В.Н. Джанджгавы[402] и командира отдельной разведывательной роты майора Н.С. Колесова[403] о том, каким образом был захвачен сапёр. Эти воспоминания стали главным и единственным источником данных о тех событиях. Хотя они и не отвечали на главный вопрос, что же дословно сказал пленный, и почему именно его показаниям поверило советское командование.

О том, что при описании прошлого советские историки вольно обращались с фактами, широко известно. Поэтому всё, что связано с Б. Формелло, и у отдельных отечественных, и у западных специалистов вызывает непонимание и даже настороженность. А существовал ли вообще это «язык»[404], т. е. успел ли он сказать что-то или, как нередко случалось, погиб во время захвата? Ситуацию запутывает и то обстоятельство, что 4 июля 1943 г. в полосе той же 13-й А, причём в том же самом месте, в районе села Верхнее Тагино[405], сдались в плен ещё двое военнослужащих 6-й пд солдат (гренадер) Э. Мекинда и С. Микчич из 3-й роты 1-го батальона 18-го пехотного (гренадерского) полка. Естественно, они были подробно допрошены. Однако неясно, почему советская сторона так высоко оценила данные не этих перебежчиков, добровольно сдавшихся, а захваченного силой Формелла. Ответить на эти вопросы удалось лишь недавно благодаря обнаруженным протоколам допросов военнопленных 13-й А за июль 1943 г. в ЦАМО РФ и трофейным документам 9-й А в Национальном архиве США.

О том, что две ударные группировки вермахта в районе Белгорода и южнее Орла нацелились на Курск, советское командование знало ещё весной. С 29 июня по 3 июля 1943 г. всеми видами разведки Центрального фронта был зафиксирован подход крупных сил вражеской бронетехники, артиллерии и пехоты перед фронтом обороны 70, 13 и 48-й армий. Но затем 4 июля движение в тылу врага прекратилось. Причём и в районе орловской дуги, перед Центральным фронтом, и на юге Курского выступа. Кроме того, наша авиация отметила длинные колонны германских войск, которые двигались от Белгорода, т. е. от переднего края Воронежского фронта, не на север (исх. позиции для атаки), как можно было