Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Применение термина гражданская война Августином способствовало сохранению и использованию этого понятия в христианском мире, однако новую жизнь оно получило в связи с культурными и социальными процессами раннего Нового времени. Немалое значение имело распространение светского образования, предполагавшее изучение латыни; в связи с этим новых читателей обрели и важные классические тексты, описывавшие гражданские войны. Появились и переводы некоторых сочинений на европейские языки.

Закреплению понятия способствовали и новые, неизвестные прежде конфликты раннего Нового времени. Древний термин гражданская война, известный из римской истории, использовался для описания и анализа современных войн, особенно войн нового типа, для легитимации позиций противостоящих сторон и выработки политической тактики. Так, Религиозные войны XVI–XVII веков воспринимались и характеризовались частью современников как войны гражданские. Большим вниманием пользовалась переведенная на несколько языков книга Энрико Катерино Давилы (1630), который описал «…гражданские войны, на протяжении сорока лет без перерыва прискорбно угнетавшие Французское королевство…»[65].

В ходе масштабных вооруженных конфликтов Нового времени политическая теория получала новые импульсы для развития, это относилось и к дальнейшему осмыслению явления гражданских войн. Ряд авторов, начиная с Ж. Бодена, выдвинул идею о необходимости монополизации насилия. Гражданские войны они, опираясь на античные сочинения, считали наибольшим злом, преодолеть которое может лишь сильное государство[66]. Если ранее о гражданских войнах писали преимущественно историки и поэты, то теперь к ним присоединились политические философы и юристы.

Страх перед гражданской войной стал важным побудительным мотивом для творчества Т. Гоббса, переводчика Фукидида, современника и одного из первых историков английских гражданских войн XVII века. Характеризуя политическое тело государства — «великого Левиафана», Гоббс писал, что «гражданский мир — здоровье, смута — болезнь, и гражданская война смерть»[67].

По мнению Гоббса, важнейшая цель политической философии — предотвращение гражданских войн; в этом отношении английский мыслитель, считавший классическое образование важной причиной смут, сам следовал развитой античной традиции. Страх Гоббса и многих его современников перед гражданской войной влиял и на осмысление природы государства: история для Гоббса была «бесконечным чередованием циклов от гражданской войны к государству и от государства к гражданской войне»[68].

В это время получивший новую жизнь термин проецировался и на события прошлого; так, в исторических сочинениях Войны Алой и Белой розы стали описываться как войны гражданские. Это помещало современные внутренние конфликты в более широкий исторический контекст. Тема гражданских войн появилась и в новых художественных произведениях, что свидетельствует о ее растущей популярности. Перенос понятия, применявшегося ранее преимущественно при описании истории Рима, на другие эпохи имел большое значение, увеличивался аналитический потенциал термина.

Разработка правовых основ, международных правил ведения войны повлекла и попытки правового регулирования ведения внутренних конфликтов. Г. Гроций, в частности, в своей классификации войн уделил внимание и войнам гражданским[69]. Вопрос о связи революций, гражданских войн и интервенций, о праве государств на интервенцию рассматривался политическими философами, юристами и историками по крайней мере с XVIII века. Особое значение имел труд Эмера де Ваттеля (1758), который писал о ситуации, когда связь между сувереном и народом разрывается:

Когда мужественный народ берется за оружие в борьбе против своего угнетателя, то помощь людям, которые защищают свою свободу, означает лишь проявление справедливости и великодушия. Поэтому, когда дело доходит до гражданской войны, иностранные державы могут помогать той стороне, которая представляется им борющейся за правое дело[70].

Книга Ваттеля повлияла, в частности, на лидеров Американской революции.

В русском языке термин гражданская война появился в XVIII веке. По всей видимости, это словосочетание было знакомо Петру I[71]. Дальнейшее употребление его в России было связано с переводами книг с латыни, немецкого, французского и английского языков, а также с публикацией соответствующих словарей. Обучение иностранным языкам приводило и к тому, что все больше жителей Российской империи читали книги на языке оригиналов, самостоятельно знакомясь с термином.

В петровский период встречаются и попытки дать варианты переводов понятия. В переведенном в 1724 году сочинении немецкого богослова В. Стратемана говорилось: «Улрик Звинглий Пастор Тигуринский… на брани гражданской за веру… умре сего [1531] лета»[72]. Словосочетание bellum civile из «Левиафана» Т. Гоббса С. Кохановский перевел как «междоусобная брань»[73].

Наиболее ранний обнаруженный нами случай употребления понятия гражданская война на русском языке относится к 1732 году. В календаре на 1733 год, составленном Г. В. Крафтом и изданном Академией наук, название месяца августа в честь императора Августа объяснялось тем, «что сей Кесарь в сем месяце гражданскую войну пресек, и государство в такой мир и тишину привел, что он храм Януса в Риме, который в военные времена день и ночь отворен стоял, и в 200 лет никогда не затворялся, затворить повелел»[74]. Этот пример довольно определенно связывает источник заимствования именно с рецепцией истории Древнего Рима и с той традицией, которая связала прекращение гражданской войны с установлением империи.

Словари, изданные во второй половине XVIII века в Санкт-Петербурге и Москве, дают представление о том, как переводились на русский язык словосочетания Civile bellum, Guerre civile, der Bürgerkrieg (der Bürgerlicher Krieg). Так, определение «гражданская или внутренняя война» используется в словаре, изданном Академией наук еще в 1755 году[75]. В словаре же, выпущенном в 1782 году, в качестве толкований соответствующего немецкого и латинского слова упоминаются «гражданский мятеж, междоусобная, внутренняя брань, война, смятение»[76]. Словосочетание встречается и в переводе словаря Французской академии, выпущенном в 1786 году: «Guerre civile, interfrine — Межусобная, гражданская война»[77]. Попадается также толкование «междоусобная, или внутренняя война»[78]. В 1790 году этот термин появляется и в словаре Российской академии, он определяется как «брань междоусобная»[79].

Проникало выражение и в художественную литературу: изначально в качестве заимствования, отображающего связанное именно с римской историей понятие. В изданном в 1775 году переводе трагедии французского писателя П. Корнеля «Смерть Помпея» (1644) Я. Б. Княжнин так передал одну из реплик Клеопатры:

О вы, которые вселенну предаете

На снедь гражданския ужасныя войны;

Коль боги, будете отмщать за смерть его,

В карании своем щадите наши грады;

Египет смертию Помпея не вините,

Свершили Римляне злодейство здешних стран[80].

В оригинале Корнель употребил выражение discordes civiles[81], то есть гражданские раздоры/разногласия. Но, вероятно, ввиду того, что пьеса Корнеля основана на материале древнеримской истории, Княжнин опирался на словоупотребление, которое уже устоялось применительно к истории Рима. Современный ему русский язык знал это выражение.

Среди книг, переведенных на русский язык и изданных в России, в которых рассматривался этот термин, можно назвать исторические сочинения, где как гражданская война описывались и события европейской истории Нового времени: например, то, что происходило во Франции при Карле IX и Генрихе III, или Война Алой и Белой розы[82]. А. И. Подлисецкий, выпустивший в начале XIX века перевод переписки Екатерины II с Вольтером, так