Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

должны были проникнуться еще большим подозрением друг к другу (что, в принципе, в дальнейшем и произошло, когда отдельное заключение Турцией Бухарестского мирного договора стало для Ирана крайне неприятным сюрпризом).

Параллельно с этими депешами, Ртищеву было переслано и письмо бывшего неаполитанского посла Серра-Каприолы (проживавшего на тот момент в России и имевшего близкие связи с английскими дипломатическими кругами) к английскому послу Гору Аузли, которое предполагалось использовать в целях возобновления переговоров с Ираном[416]. С этими письмами в Иран выехал надворный советник Фрейганг, к которому после присоединился адъютант Ртищева подпоручик Попов. В мае Фрейганг прибыл в Тавриз, где месяц ожидал приезда Аузли. Однако, с приездом английского посла начались затруднения. Аузли отверг предложенные условия на основе статус-кво и вместе с тем объявил о том, что ему предоставлены со стороны шаха полномочия, вести вместе с Аббас-Мирзой мирные переговоры. В заключении, он заявил, что он отправляет для переговоров своего племенника Роберта Гордона. В итоге, 26 июня Фрейганг выехал из Тавриза в сопровождении Гордона. В устной просьбе иранский представитель просил главнокомандующего, чтобы тот отправил в Иран еще одного чиновника в качестве подтверждения желания русской стороны возобновить переговоры. Конечно, все эти пересылки и просьбы иранской стороны могли свидетельствовать только об одном о ее желании вновь выиграть время. Чем мог Фрей-ганг (в посланных с которым в письмах как раз и излагалось видение русской стороны) не устраивать полностью иранскую сторону, особенно, если инициатором возобновления мирных переговоров выступала она же? Зачем было запрашивать еще одного посланца, якобы для подтверждений полномочий пребывавшего уже в Иране надворного советника? Однако, Н.Ф. Ртищев, как уже было отмечено, к тому моменту не обладал необходимым опытом. Вдобавок, стремясь выполнить пожелания Петербурга он сам не видел ничего особенного (истинная причина стала ему открываться чуть позже) в этих проволочках. В результате, к Аббас-Мирзе был послан адъютант главнокомандующего подпоручик Попов.

На встрече с Поповым Аббас-Мирза выражал желание не только послать одного из своих чиновников к Ртищеву, но и самому встретиться с ним на границе для переговоров. Для того, чтобы доказать свои мирные намерения он объявлял также, что на 40 дней готов остановить боевые действия, распустит на 20 дней свои войска, и выдаст в виде подарка 6 офицеров и 100 нижних чинов из Троицкого полка, плененных при Султан-Буде. Примечательно, что еще в то время, когда Аббас-Мирза посылал определенные мессиджи для возобновления переговоров, иранцы усиленно готовились к продолжению военной кампании. Так, Фетх-Али-шах послал в Тавриз английского посланника для свидания с престолонаследником, помимо прочего и с целью инспектирования войск, особенно артиллерии и для устройства дел английских инструкторов. Практически параллельно были предприняты усилия для удержания Талышского ханства под иранским господством, куда были посланы войска во главе с Исмаил-ханом Каджар-изендинлу. Русскому командованию поступила также информация о том, что в Мазандеран должны были прибыть 60 английских корабельных мастеров специалистов[417].

Между тем, с прибытием в Тавриз Гора Аузли настроения наследника переменились, и ничего из сказанного исполнено не было. Вместо этого, Гор Аузли предложил английское посредничество (уже заранее получив на это позволение от шаха), которое было русской стороной отвергнуто. Однако, хоть и не де-юре, но де-факто – английского участия в русско-персидских переговорах избежать не удалось. Ртищев, в своем донесении от 27 июля 1812 г. указывал Румянцеву на то обстоятельство, что персы сами выбирают английское де-факто медиаторство, и от этого очень трудно (при необходимости достижения мира) устраниться «в. с. в предписании своем от 7-го апреля изволили с Высочайшей воли заметить мне в осторожность, что содействие английского министра в сближении нашем с Персией отнюдь не должно иметь вид медиаторства, а ограничиться только одними его добрыми на тот конец услугами и что потому бы я наблюдал, дабы ни при переговорах моих с персидскими полномочными, английского министра не было, ни в договоре, который может последовать, ни о каком участии английского правительства в сем деле не упоминалось. В нынешнем же обороте дел, когда владетель Персии уполномочил английского министра входить со мной в переговоры и в самый мир, мне никаким другим образом нельзя будет отклонить его от участия в сем деле, как разве формальным объявлением персидскому правительству, что Е.И.В. не благоугодно принимать посредства в мире английского министра. Почему в сем затруднительном для меня положении я за долг себе поставляю обратиться к в.с. с покорнейшей моей просьбой ускорить вашим разрешением меня, каким образом я должен буду поступать в таком случае, когда по согласию Персии на мои предложения приступлено будет с обеих сторон к действительным переговорам и персидское правительство неотложно будет желать, чтобы английский министр, как уполномоченный вместе с наследником Персии трактовать о мире, участвовать непременно в переговорах и в постановлении онаго? Впрочем… при таком случае…когда увижу невозможность отклонить от соучастия в сем деле английского министра, предполагаю согласиться на желание персидского правительства, но не иначе, как объявив прежде формальной нотой, что участия английского правительства в постановлении мира между Россией и персидским правительством я без особого мне Высочайшего повеления принять никак не могу; если же и буду трактовать о сем с английским министром, то не призывая его в виде медиатора со стороны английской державы, буду иметь дело на точном положении, как с уполномоченным от одного владетеля Персии… Сей способ, дабы не остановить успехов, я полагаю единственным и по мнению моему не отступающим от силы предписания в.с. по сему предмету»[418].

Англичане, оказывая помощь персидской стороне (в виде вооружений, офицерских кадров и т. д.), сумели убедить последнюю, что их участие в переговорном процессе приведет к тому, что им удастся склонить Россию к возвращению всех территорий. Эти обещания, вкупе с оказываемой военной помощью (в полноту исполнения которых сами англичане, вполне вероятно, что не очень то и верили), с одной стороны – давало возможность им сохранять и увеличивать английское влияние в Тегеране и Тавризе (при дворах шаха и престолонаследника), а с другой – держать, образно выражаясь, «руку на пульсе» и быть информированными о всех нюансах русско-иранских взаимоотношений. В шахском дворе все это воспринималось весьма благосклонно потому, что это питало реваншистские настроения. Но персы пока еще не были вполне готовы к военным действиям. Нежелательным (чтобы себя окончательно не дезавуировать) являлось и для англичан резко настаивать на срыве переговоров. Потому, параллельно готовясь к военной кампании и внимательно следя за положением на европейском театре, и те, и другие, вполне согласованно выбрали тактику затягивания переговоров, которые в итоге вылились в «переговоры о переговорах» –