Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

серьезное сопротивление шаха. Фетх-Али очень бурно реагировал на настояния англичанина. И даже – в пылу ссоры предложил его покинуть Иран. Англичанин парировал это заявлением, что он покинет Иран в том случае, если шах вернет ему все, что он получил от Англии. Гор Аузли довел до сведения шаха, что его поведение продиктовано правительством Англии[430]. На той же аудиенции английскому послу удалось добиться согласия шаха на свое непосредственное участие в переговорах[431]. Взамен, Аузли обещал приложить максимум усилий для достижения заключения на выгодных для Ирана условиях мира.

Не менее сложно обстояло дело и с воинственным персидским престолонаследником Аббас-Мирзой. Последнего англичанам (как уже было отмечено выше, исходя из собственных интересов), также пришлось убеждать, прибегая временами к резкой аргументации. В этот раз, от наследника не посчитали нужным скрывать, что положение дел вовсе не так радужно, как ему представлялось, и как до этого внушалось. А потому, о запланированной им на 1813 г. военной кампании придется забыть. Ни англичане уже не готовы были оказывать действенную военную и финансовую помощь (т. к. боеспособность наспех собранных толп уже у них стала вызывать серьезные сомнения), ни Иран уже не был в состоянии в случае наступления вглубь его территории удержать наличными силами движение русских войск. Здесь вновь не обошлось без довольно неприятных сцен. Когда на встрече в Тавризе с Аббас-Мирзой (уже после предварительного согласия шаха) Гор Аузли начал настаивать на необходимости заключения мира, это вызвало у престолонаследника довольно резкую реакцию. Также как и в случае с шахом,

Гор Аузли напрямую заявил, что в противном случае выплаты английских субсидий будут прекращены, а о реформировании иранской армии с помощью английских военных специалистов придется забыть. Выяснение отношений приняло один момент настолько резкий характер, что Аббас-Мирза пообещал отдать приказ застрелить английского майора д’Арси, коего намеревались послать через Тифлис в Лондон для предоставления информации о грядущих переговорах. Но, как отчасти было показано, не только настояния англичан позволили наконец прекратить военные действия. Они, в конце концов, действовали исключительно в собственных интересах, и, не желая окончательно подорвать свой авторитет в глазах иранцев, стремились по сути навязать русской стороне лишь перемирие. На позицию Тегерана и Тавриза в первую очередь оказали существенное воздействие русские победы и помощь в этом деле местного населения. За более чем 9 лет войны, перемежавшейся с иными войнами, и неоднократно ставившими русское командование в отчаянное положение (ввиду отсутствия резервов), персами не было зарегистрировано практически ни одной, сколько-нибудь удачной боевой операции, которая оказала бы существенное воздействие на весь ход войны. Как правило (если не считать гибели Цицианова под Баку и неудачных Эриванских походов), их войска достигали лишь локальных успехов при уничтожении небольших русских отрядов (вроде, отряда Монтрезора в 1804 г.).

В результате, в конце сентября 1813 г. начались переговоры в Гюлистане (Арцах) – владении древнего армянского рода Мелик-Бегларянов.

Глава VI

Гюлистанский договор обстоятельства заключения

Международная обстановка накануне мирных переговоров, как уже было отмечено, в целом, казалось бы, благоприятствовала России. Военные победы, одержанные русскими войсками в Закавказье, также как нейтрализация турецкой угрозы сыграли немаловажную роль и в умонастроениях части иранской элиты. Состояние армии и экономики страны, после почти 10 лет военных неудач (за исключением некоторых небольших успехов, которые имели, однако, локальный характер, и, никоим образом не влияли на итоги всей военной компании) также оставляли желать лучшего. Так, например, Гаспар Друвиль, наблюдавший Иран в те годы, характеризуя внутреннее состояние Ирана, отмечал следующее «Пусть же представят себе Персию, всякими образами изнуренную; войско, составленное из всех азийских народов, разделившихся и рассеявшихся толпами по всем местам государства, для совершения самых ужасных грабительств; пусть представит себе каждый караван-сарай, удобный для защиты, захваченный одной или многими толпами, жившими исключительно грабежом, производимым в окрестностях; казну государственную разграбленную, корону, оспариваемую многими искателями, кои сию опустошенную землю сделали позорищем междоусобной войны, убийств и всякого рода злодеяний – и тогда можно будет иметь понятие о тогдашнем состоянии Персии»[432]. Б. Балаян также отмечает, что «С окончанием Отечественной войны 1812 г. ожидалось значительное усиление Кавказского корпуса. Англичане опасались, что продолжение русско-иранской войны может привести к новым территориальным потерям Ирана и к ослаблению в этой стране английского влияния»[433]. Наличие всех этих факторов, казалось, должно было однозначно свидетельствовать о крайней желательности заключения для Ирана мира настолько быстро, насколько возможно.

Однако, в реальности, положение не было столь однозначным. Как ранее уже не раз отмечалось, на ситуацию на Среднем Востоке в целом, и в Закавказье в частности, практически всегда оказывало опосредованное, а нередко – и непосредственное влияние обстановка, складывавшаяся на европейском театре. А она, между тем, продолжала оставаться для России в 1813 г. довольно сложной. Так, русские войска, несмотря на уничтожение «Великой армии» и изгнание Наполеона из пределов России, сами понесли немалые потери в Отечественной войне 1812 г. Так, согласно М.И. Богдановичу, потери русской армии и ополчения составили 200–210 тыс. чел.[434], по данным Л. Каминского и С. Новосельского около 200 тыс.[435], а по подсчетам С. Шведова и того больше[436]. Сильно пострадала и экономика. Между тем, война (на сей раз уже в Европе) продолжалась и вновь требовала колоссального напряжения сил. В Заграничном походе, русские войска, несшие на себе значительную тяжесть войны в составе очередной – VI антифранцузской коалиции 1812–1814 гг., также несли тяжелые потери[437].

Наполеон, хотя и обладал на тот момент далеко не теми ресурсами, что ранее (материальными и людскими), тем не менее, за всю кампанию 1813 г. неоднократно показал, что еще способен наносить союзникам тяжелые поражения. Так было в кровопролитных боях под Вейсенфельсом, Лютценом (1–2 мая 1813 г.), Бауденом (20–21 мая 1813 г.). Так случилось и в битве под Дрезденом от 27 августа 1813 г. Стороны готовились к новому масштабному столкновению. В этих условиях, никто не мог поручиться в том, сколь долго продлятся военные операции, насколько большими будут потери в будущем, и каков будет окончательный итог продолжающейся военной кампании. Французская армия пока не была изгнана за Рейн («Битва народов» при Лейпциге, приведшая к отступлению французов, началась через 4 дня – после заключения Гюлиетанекого трактата – 16 октября 1813 г.). Более того, даже ко времени конгресса в Шатильоне (проходившего с 5 февраля по 19 марта 1814 г.), император ни за что не хотел идти на уступки (несмотря на то, что ему предлагались границы 1 января 1792 г.). В письме своему представителю на конгрессе А. Коленкуру (герцогу Виченцкому), Наполеон, после ряда относительно