Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

но корпус графа Воронцова прибыл на Кавказ гораздо позже, не в 1813 и даже не в 1814, а в 1817 г. Как отмечает А.А. Керсновский «Осенью 1817 года кавказские войска были усилены прибывшим из Франции оккупационным корпусом графа Воронцова. Корпус Воронцова с 1814-го по 1817 год оставался во Франции…»[449]. И, следовательно, приходилось при возможных осложнениях рассчитывать только на те немногочисленные и чрезвычайно измотанные силы, которые имелись в наличии. Ртищев решиться в этих условиях на штурм Эриванской крепости не мог.

Касательно предварительного перемирия, заключенного на 50 дней также не было особых загадок. Дело в том, что вплоть до подписания договора, ни у главнокомандующего, ни в Петербурге не было никакой гарантии того, что трактат будет всенепременно подписан. Сам Ртищев в своем донесении Румянцеву от 9 сентября 1813 г. пишет об этом следующее «Впрочем, когда бы, сверх всякого ожидания, и на сей раз Персидское правительство не имея искреннего расположения к миру скрывало обыкновенное свое вероломство и умышляло выиграть только время в продолжении 50 дней перемирия, то я к уничтожению такого коварства приготовлен заблаговременно…»[450]. И далее, он подчеркивает, что «я не умедлю прервать мирных переговоров, коль скоро замечу неискренность со стороны Персидского правительства или коварное намерение, чтобы в переговорах продлить только одно время, причем тогда же, положась на помощь Божию, и на благоприятствующее теперь время, напрягу все мои силы, дабы низложить упорство Персиян, и силою оружия приобрести мир, столь долго сим правительством отклоняемый»[451].

Насчет места переговоров тоже можно отметить, что оно имело принципиальное значение не только для Ирана и Англии, но и для России. Сначала Н.Ф. Ртищев рассматривал несколько вариантов в качестве места проведения переговоров Полистан, Ак-Оглан, Талышское ханство… Так, в своем отношении к Гор Аузли от 14 июля 1813 г. он пишет «Итак, если Персидское правительство согласно принять перемирие на 50 дней и приступить к договорам о постановлении самого мира, то необходимо нужно без всякой потери времени согласиться о выборе приличного места для переговоров, которое по мнению моему весьма выгодно может быть в Гюлистане, составляющем границу между Эриванью и Нахичеванью, либо на берегах самого Аракса, против Аг-оглана, или на границе Талышинского владения… В Памбаках же, как в месте совершенно недостаточном для продовольствия и притом удаленном от местопребывания могущественного владетеля Персии, равным образом и от мест расположения войск, мною командуемых, по конец Талышинского владения, нет никакого удобства иметь съезд обоим полномочным и держав переговоры, тем более, что затруднительно было бы и для обеих сторон снабжать войска нужными повелениями с одного края границ на другой, весьма отдаленный, о приостановлении военных действий во время перемирия и на случай невозможно было бы избежать каких нибудь недоразумений»[452]. Однако, в конечном итоге, главнокомандующий остановил свой выбор на Гюлистане.

О некоторых причинах, обусловивших его окончательный выбор места переговоров в пользу Гюлистана, Н.Ф. Ртищев сообщает сам в своем всеподданнейшем рапорте от 10 сентября 1813 г «При сем же случае спешу всеподданнейше донести, что сего числа я с одною конницею, отправляюсь из Тифлиса в лагерь, предварительно мною устроенный в Гюлистане, между Карабагом и Елисаветполем, близ границы Нахичевани и соседней с оною Эриванекой области, где я назначил место съезда моего с Персидским полномочным, воспользовавшись снисходительностью Персидского правительства, с каковою оно предоставило на мой единственный выбор назначение места для мирных переговоров, ибо Гюлистан по местоположению своему составляет в здешнем краю самый центр в разсуждении Персидских границ и кроме смежности своей с Елисаветполем и прочими ханствами, состоящими в подданстве В.И.В., самая Грузия по недальнему своему расстоянию и Кахетия будут находиться под руками отряда, расположенного мною в Гюлистане, который равным образом может в случае надобности удобно обратиться к Памбакам или в Талыши – совсем в противную сторону»[453].

Иными словами, выбор его диктовался соображениями военного порядка. Памятуя о неоднократных неудачах во время прежних переговоров, которые использовались противодействующей стороной лишь в целях выигрыша времени, и завершались очередным разорительным набегом (который трудно было предотвратить) он постарался избрать такой район дислокации, который, даже в случае провала переговорного процесса, давал бы определенные преимущества для парирования возможных набегов. Горький опыт в этом отношении уже имелся. Так было во время переговоров в Аскеране и Асландузе, с 10 сентября по 20 октября 1812 г., когда они были персидской стороной было использованы в качестве прикрытия для посылки царевича Александра в Грузию, распыления русских сил и концентрации персидских. Таким образом, логика выбора Н.Ф. Ртищева в качества места переговоров Гюлистана была вполне понятна. Нахождение сводного отряда в Гюлистане позволяло ему прикрывать как направление на Елисаветполь, так и, в определенной мере, нейтрализовывать угрозу со стороны Эриванского ханства в отношении Грузии. Кроме того, следует отметить, что территория Арцаха (кроме, разве что, отчасти северного, где и был расположен Гюлистан) была к тому моменту, после многих лет боевых действий и персидских набегов и прорывов сильно разорена, и само нахождение в иных пунктах сводного русского отряда могло быть проблематично как с продовольственной точки зрения, так и с точки зрения военной целесообразности.

В своем донесении (от 5 июня 1812 г.) Ртищеву Котляревский отмечал «Хотя без сомнения в. пр. не безызвестно, до какой крайности потерпел Карабаг в прошедшее время от неприятеля; но я, видя лично состояние оставшихся здесь жителей, убеждаюсь представить, что сколько справедливо, столько же и необходимо дать им облегчение от подати. Карабаг в прошлые годы и в последнее нашествие персиян в нынешнем году лишился до 5 тыс. семейств – следовательно, почти половины всего народа. Из оставшихся здесь многие разорены неприятелем, потеряли скот и имущество и не только не в состоянии платить подати, но сами еще требуют пособия. При таковом положении смею представить в. пр. о исходатайствовании им льготы на 5 лет, или, хотя, по крайней мере на 3 года – долгом поставляя присоединить, что если они не получат сей Высочайшей милости, то не токмо дани взыскать нельзя, но и оставшихся здесь жителей должно лишиться, ибо они, быв не в силах платить подати, поневоле принуждены будут разбегаться за границу и тогда останется Карабаг совершенно пустой степью. Напротив же, когда дастся им льгота, то и находящиеся за границею, увидя сие, станут стараться о возвращении своем в Карабаг»[454].

Котляревского настолько тяготит бедственная картина края, что он считает необходимым вновь и вновь обращаться к Ртищеву с просьбами выхлопотать налоговое облегчение для измученного населения края. В рапорте от 30 сентября 1812 г. Ртищеву, Котляревский