Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

трактата представлены высочайшему российскому двору, чрез полномочного персидского посланника. На возражение же мое, что, следуя общим правилам, сепаратный пункт должен быть постановлен тогда, когда мы согласимся уже в главных основаниях мирного трактата и подпишем оный, Мирза-Абуль-Хасан-хан объявил мне, что по наставлениям, данным ему от персидского правительства, он обязан первоначально иметь со мною переговоры о сепаратном акте, и удостоверяясь о согласии моем постановить оный сходно с желанием персидского правительства, тогда уж приступить к переговорам о статьях самого мира. Почему, не полагая никакой важности оказать снисходительность к таковому его предложении, я отвечал, что хотя с моей стороны, как английский министр, так и персидское правительство предварены уже письменно, что я не могу прежде согласиться на постановление сепаратного пункта, как после подписания настоящего трактата, но имея искреннее расположение стараться по мере моей возможности о сближении истинных польз, предлежащих для обеих высоких держав, и с удовольствием желая оказать ему на самом деле особенное уважение мое к личным его достоинствам. Я охотно готов удовлетворить его желанию. После чего он представил мне записку, данную ему от персидского правительства, какого содержания должен быть заключен между нами сепаратный акт; но как в сей записке по переводе ея на российский язык усмотрел я тот же самый пункт, который и прежде со стороны Персии был мне предложен чрез посредство английского министра и о котором я имел честь донести в. с. в отношении моем от 9-го сентября, то не скрывая удивления моего пред Мирза-Абуль-Хасан-ханом о том, что персидское правительство вторично предлагает мне то самый пункт, на перемену коего сходно с моим предложением оно само согласилось и я имею даже письменное уверение от английского министра, известившего меня, что все требования мои по сему предмету приняты персидским правительством, объявил ему потом с видом снисхождении моего, происходящего от единственного усердия содействовать восстановлению благословенного мира, что невзирая на отправленное уже от меня всеподданнейшее донесение Е. И. В. о согласии со стороны персидского правительства, изъявленном мне чрез посредство английского министра, дабы заключить сепаратный акт на основании предложенного от меня содержания, я принимаю на собственную мою ответственность пред г и., склоняясь сделать в оном некоторые перемены, более соответствующие желаниям Персии. Таким образом, после неимоверных затруднений и истощенных мною убедительнейших доводов, Мирза-Абуль-Хасан-хан наконец согласился на новый сепаратный акт, мною предложенный, который наконец и им самим и мною утвержден и подписан, с неотступною однако же от него просьбою, чтобы дозволено ему было, прежде решительного со стороны его утверждения, послать сей пункт с нарочным курьером к персидскому правительству для испрошения от своего государя согласия, в коем он хотя не сомневается нимало, но дабы отклонить от себя всякую клевету со стороны сильной партии, недоброжелательствующей совершенно миру и вредящей собственно его лицу признает меру сию необходимо нужною для собственной своей безопасности. Сие новое предложение привело меня в еще большее затруднение по причине сомнения, которое я должен был иметь, что, может статься, Мирза-Абуль-Хасан-хан ограничен в данном ему полномочии секретною какою-нибудь нотою от персидского правительства и что также по прочим статьям мирного трактата он будет прибегать к посылке нарочных курьеров для получения разрешений, каковой способ мог бы понапрасну продлить одно только время. Почему я употребил все средства дабы убедить Мирза-Абуль-Хасан-хана действовать прямо от своего лица по силе имеющегося у него полномочия, не относясь к своему правительству; также не скрыл от него моих сомнений и необходимости, каковая мне останется, чтобы прервать переговоры, если он не может сам собою действовать решительно. Но за всем тем, не желая на сем первом еще шагу удалиться от усердного расположения моего сблизиться с ним в предначатом нами общеполезном деле, а особливо избегая через крутую неуступчивость в предметах, не составляющих главной важности, подать повод к перемене замеченного мною в нем прямо искреннего расположения к миру, я признал более полезным сделать ему и в сем случае удовольствие, согласясь с просьбою его, чтобы он на сей один только раз отправил от себя нарочнаго курьера к персидскому правительству, дабы испросить себе разрешение о сепаратном пункте, с тем однако же, чтобы в ожидании ответа нимало не останавливаться переговорами о статьях мирнаго трактата и немедленно приступить к сему делу. Между тем, я и с моей стороны не упустил с персидским же курьером сообщить английскому министру о происшедших нечаянно затруднениях, объясняя мои мысли в решительных выражениях, что в. с. изволите усмотреть из копии с моего письма, у сего представляемой»[473].

В самом деле. Персидский вариант этого акта был абсолютно неприемлем для российской стороны. Так, в частности, там говорилось следующее «По заключении мира, послам, кои будут отправлены от персидского владетеля к российскому двору, предоставится право Его Императорскому Величеству об уступке Персии некоторых владений с тем, чтобы сия просьба была уважена»[474]. Однако, Н. Ф. Ртищеву удалось исключить все формулировки из окончательного варианта, которые касались бы будущих территориальных уступок. В заключительном его варианте (т. е., в том, который и был в конечно итоге принят), иранским представителям просто предоставлялось право обращаться с просьбами напрямую в Санкт-Петербург. Так, дословно, там было сказано следующее «Посланник, имеющий отправиться от персидского двора, с поздравлением к российскому двору, повеленные ему от своего шаха просьбы представит на волю великого Императора. Главнокомандующий российский обещает по возможности употребить старание о просьбах Персии»[475].

Заметим, что подобная размытая формулировка вовсе не свидетельствовала о том, что им предоставляется право просить императора о территориальных уступках. Сам главнокомандующий писал об этом следующее «При сем случае позвольте мне с полною откровенностью присовокупить, что хотя с первого взгляда и казалось бы возможным, не принимая в таковой важности прежнего содержания сепаратного акта, предложенного мне от персидского правительства, оказать более снисходительности по сему предмету, в том мнении, что когда заключится и подпишется мирный трактат, то сепаратный пункт нимало не отнимет настоящей силы оного; но я, знавши свойство персиян и правила их политики, а при том не быв уверен и в английском министре, принимавшем в сем случае участие, с одной стороны по союзу их с Россиею и Персиею, а с другой имея в виду своем секретное предписание ко мне в. с., от 9-го минувшего августа, признал необходимо нужным оградить сей самый пункт, по видимому маловажный, всею возможною ясностью и в особенности настоять. Чтобы из оного исключены были все те выражения, кои могли бы присвоять право персидскому правительству ожидать непременного удовлетворения в просьбах своих, когда оныя будут представлены высочайшему