Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

Его Величеству Шаху Персидскому, и в доказательство искреннего желания Своего видеть в Персии, сем соседнем Ему Государстве, самодержавие и господственную власть на прочном основании, сим торжественно за Себя Преемников Своих обещает тому из сыновей Персидского Шаха который от него назначен будет Наследником Персидского Государства оказывать помощь в случае надобности, дабы никакие внешние неприятели не могли вмешиваться в дела Персидского Двора, Персидский Двор подкрепляем. Впрочем, если по делам Персидского Государства произойдут споры между Шахскими сыновьями то Российская Империя не войдет в оные до того времени, пока владеющий тогда Шах не будет просить об оной»[493].

На первый взгляд статья выглядит несколько странно, особенно если учесть, что Аббас-Мирза фактически являлся престолонаследником. Однако, странной она оказалась только на первый взгляд. Ртищев, в своем донесении подробно останавливается на этом вопросе и объясняет причины, побудившие его включить данную статью в таких формулировках в текст договора. Так, он пишет «Относительно же обещания, утвержденного силою IV статьи мирнаго трактата, чтобы со стороны Российской империи признать наследником персидскаго престола и в случае надобности подкреплять силою оружия того из сыновей Фетх-Али-шаха, который впоследствии будет им признан, а не именно Аббас-мирзу, как сие прежде предполагалось, то сие сделано по точной воле самого Фетх-Али-шаха, от которого в последний уже день наших переговоров прислан был нарочный курьер к Мирза-Абуль-Хасан-хану с разрешением по сему предмету, о котором он в разговорах со мной объявил в следующих выражениях «что Е. В. шах персидский давно уже назначил сына своего Аббас-Мирзу быть при нем наследником престола и теперь также удостаивает признавать его в сем высоком достоинстве; но как Е. В. имеет еще и других сыновей, то по сей причине не желает прежде времени объявлять в публичных актах имени настоящего наследника, дабы чрез то охранить спокойствие в высочайшем своем доме и устройство в государстве», я с моей стороны не изъявил на сие никакого противоречия, так как для Российской империи нет в том ни разности, ни выгод, кто бы ни был назначен по воле Фетх-Али-шаха преемником его престола. Известно же при том нынешнее состояние персидского государства, которое держится только неограниченною властью, чрез разные средства утвердившиеся в руках ныне царствующего государя, и что с кончиною его без сомнения обнаружатся многие претендатели на наследство персидского престола, по правилам давно в сем государстве существующим, что тот и шах, у коего сила и острая сабля лучше защитят его права. Следовательно Российская империя при таковом положении всегда может защищать которого из сыновей шахских полезнее будет для обеих держав и подкрепить силою оружия в праве наследника, на случай, когда при жизни Фетх-Али-шаха таковой законно не назначится. Впрочем, по образу моего суждения о сем обстоятельстве и примечаниям, кои я старался делать, мне кажется, что столь неожиданная перемена в расположении Фетх-али-шаха насчет признания по себе наследника едва ли не есть следствие самой тонкой политики окружающих его чиновников, пользующихся силою и доверием и которые, как известно, большею частью преданы старшему сыну шаха Мамед-Али-мирзе»[494].

Важное значение для обеспечения российских интересов на Каспии имела статья V. Положения данной статьи закрепляли не только господства российского военного флота на Каспийском море, но и запрещали там нахождение военно-морских сил иного государства. Так, там было сказано «Российским купеческим судом, по прежнему обычаю, предоставляется право плавать у берегов Каспийского моря и приставать к оным, причем со стороны Персиян должна быть подаваема дружественная помощь во время кораблекрушения. Сие же самое право предоставляется и Персидским купеческим судам, по прежнему обычаю, плавать но Каспийскому морю и приставать к берегам Российским, где взаимно, в случае кораблекрушения, должно быть оказываемо Персиянам всякое пособие. В рассуждении же военных судов то как прежде войны, так равно во время мира и всегда Российский военный флаг один существовал на Каспийском море; то в сем уважении и теперь предоставляется ему одному прежнее право с тем, что кроме Российской Державы, никакая другая Держава не может иметь на Каспийском море военного флага»[495].

Следует отметить, что положения этой статьи практически напрямую наносили удар по англо-иранскому договору в деле организации военно-морского флота на Каспии. Так, в статье VII этого договора, говорилось, что «В случае устройства королем Персии складов материалов для кораблестроения на берегах Каспийского моря и организации морской армии, король Англии разрешает своим офицерам, морякам. Кораблестроителям, плотникам и т. д. приехать в Персию из Лондона, Бомбея и поступить на службу к королю Персии. Оплата труда всех этих людей будет произведена со стороны персидского короля в размерах, согласованных с английским послом»[496].

Н. Ф. Ртищев в своем донесении не скрывал своей радости от того, что ему удалось согласовать эту статью «Из V статьи мирного трактата, предоставленного в. с. Подлинником при донесении моем от 14-го октября, вы изволите уже быть известны, что российский военный флаг признан один господствующим на Каспийском море. Я весьма счастливым себя почитаю, что сей только важный предмет, коим со стороны моря навсегда обеспечено спокойствие прибрежных наших владений и коммерции, удалось мне, хотя истинно с напряжением всех моих сил, привести к полному успеху, сходно с священною волею е. и. в. и с желанием в. с.; решившись непременно настоять в сем преимуществе для морской нашей силы на Каспийском море, я с твердостью объяснил Мирза-Абуль-Хасан-хану, что если не согласится на сие предложение, то я хотя с сердечным прискорбием, но должен буду оставить переговоры и прервать самое перемирие. Наконец, после неимоверных трудностей… успел я достигнуть сей цели, составляющей усерднейшее мое желание, тем более, что сего преимущества и в прежних трактатах, постановленных между Росшею и Першею, включено не было»[497].

Как оказалось, Мирза-Абуль-Хасан-хан, сдался после комбинирования Н.Ф. Ртищевым угроз о срыве перемирия и возобновления боевых действий, и посулов в виде уступки Мегринского округа, в качестве компенсации за утверждение статьи, закреплявшей господство русского флота на Каспии. В итоге, стороны пришли к согласию, и Мирзе-Абуль-Хасан-хану был уступлен Мегринский округ (вернее, та часть, которая на тот момент была занята персидскими войсками)[498]. Относительно уступки Мегри Н.Ф. Ртищев отмечал следующее «Почему я с охотою согласился сделать ему сие удовольствие, предложив оставить Мигри с ее окрестностью в зависимости Персии, что и было принято с чувствами истинной благодарности. Таким образом, Мигринский округ поставленною ныне чертою границ отделен от Карабага и предоставлен во власть Персии. Впрочем, весь сей округ есть не что иное, как пустое и гористое место без жителей, коих большая часть