Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

государя императора о всех надобностях и желаниях, какие имеет персидское правительство, и представить оные на великодушное благоуважение Его Императорского Величества не как требования, подлежащие непременному удовлетворению, а единственно как просьбы»[469]. И здесь британская дипломатия увидела для себя возможность реабилитироваться, а иранцы – предлог для будущих требований о пересмотре границ. Таким образом, полностью вытеснить из переговорного процесса англичан, российская сторона также не сумела.

Мирза Абдул-Хасан хан

И потому, неудивительно, что иранскую делегацию на переговорах в Гюлистане возглавил Мирза-Абуль-Хасан-хан, принадлежавший к тем деятелям при шахском дворе, которые являлись ярко выраженными приверженцами так называемой проанглийской ориентации. По сообщению иранского профессора М. Махмуда, по состоянию на 1814 г., «министр иностранных дел Мирза-Аболь-Хасан-хан четверть века получал у Англии ежегодную персональную пенсию в размере 1500 туманов»[470].

10 сентября 1813 г. ген. Ртищев отправился из Тифлиса в Полистан. 27 сентября в Гюлистан прибыл, во главе свиты в 354 человек, иранский представитель, Мирза-Абуль-Хасан-хан. Н.Ф. Ртищев, в своем донесении, последовательно излагает весь ход процесса переговоров. «высокостепенный же Мирза-Абуль-Хасан-хан, сопровождаемый 4-мя почетными персидскими чиновниками и до 350 человек своей свиты, прибыл в Гюлистан 27-го сентября, будучи в трех разных местах встречен на пути своем в наших границах посланными от меня для приветствия моими адъютантами с небольшими отрядами Козаков, а в некотором расстоянии от лагеря выслан был для его препровождения эскадрон драгун и особые чиновники с поздравлением о его прибытии и для препровождения на место назначения для сего лагеря, где уже палатки его были заблаговременно поставлены. В тот самый день, после нескольких часов его отдохновения, я имел с ним первое свидание в особой приемной палатке, которая была определена единственно для переговоров и поставлена на самой средине между моим и персидским лагерем. При сем случае происходили одни только взаимные приветствия и обыкновенные разговоры, после коих персидский полномочный сделал мне посещение в собственной моей палатке. На другой день я взаимно его посетил и в тоже время между разговорами постановлен было с общего согласия условие о порядке, с каковым должен был последовать размен между нами высочайших полномочий, что на другой день, т. е. 29-го числа, исполнено с приличным сему случаю обрядом. Перевод с полномочия, данного Фетх-Али-шахом своему уполномочному, я имею честь у сего препроводить. Следующие потом два дня употреблены были на соглашение между нами о статьях перемирия, каковое по предварительным еще сношениям предположено было заключить на 50 дней для свободнаго продолжения договоров наших об основаниях настоящаго мира. 1 – го же числа октября подписан мною и персидским полномочным действительный акт перемирия, которое я долгом моим считаю представить у сего подлинником на благоусмотрение в. с.»[471]. Обе стороны обязались в течение 50 дней (до 21 ноября) воздерживаться от военных действий и немедленно приступить к переговорам о мире на основе status quo ad praesentem. На случай, если бы заключение мира не состоялось, было обговорено, что боевые действия могли возобновиться лишь через 20 дней после прекращения переговоров.

Акт перемирия состоял из следующих статей:

«Статья I. Срок перемирия со дня подписания оного назначается, по взаимному согласию, 50 дней. Т. е. по 21-е число будущего ноября месяца по Российскому исчислению, а по Персидскому исчислению по 7-е число месяца зиль-хиджэ.

Статья II. Дабы в продолжении сего срока соблюдена была с обеих сторон тишина и совершенное спокойствие, то тотчас по подписании сих статей главнокомандующий Грузией пошлет повеление ко всем отрядным начальникам Российских войск, расположенных по границе, с извещением о заключенном перемирии и со строгим подтверждением не предпринимать никаких неприятельских действий, не вступать в границы Персидские и свято сохранять перемирие, а уполномоченный со стороны Персидского правительства равномерно со своей стороны обязан послать курьеров во все Персидские пограничные места с таковым же уведомлением и строгим запрещением всем Персидским начальникам войск наблюдать свято перемирие и прекратить неприязненные действия. Причем, буде бы во время перемирия случились с той или с другой стороны какие либо маловажные воровства, набеги или насилия от людей ветреных, обращающихся в грабежах, то та сторона, от которой сие произошло, обязана доставить во всем полное удовлетворение и возвратить ограбленное. Важные чапаулы и разорение целых деревень признаны будут за самый разрыв перемирия.

Статья III. В случае, если бы, сверх всякого ожидания, не последовало согласия между полномочными обеих высоких держав, в главных основаниях мирного трактата и не состоялся бы мир, то с разрывом и самого перемирия неприятельские действия не прежде могут быть открыты, как спустя 20 дней по объявлении с обеих сторон о несогласии на мир, то есть через такое время, в которое полномочный со стороны Персидского правительства может с оказанием ему всех почестей свободно и со всей безопасностью быть препровожден заграницу.

Статья IV. По подписании сих статей перемирия и по отправлении с обеих сторон курьеров с повелениями о прекращении неприятельских действий, приступить немедленно к переговорам о соглашении в главных артикулах, имеющих основанием status quo ad praesentem, на коих может быть постановлен и утвержден трактат полного мира между Всероссийской Империей и могущественным Персидским правительством»[472].

Примечательно, что положения статьи III также указывают на желание Ртищева подстраховаться. Ибо, если бы персидская сторона, как прежде, захотела бы использовать факт продолжения переговоров для возобновления неприятельских действий, то, на сей раз, ей бы этого не удалось. Фактически, иранская делегация, оказалась заложником русской стороны, и ни о каких неожиданных набегах речи уже не могло быть.

После этого, Ртищев предложил иранскому представителю немедленно перейти к обсуждению условий для заключения мира, однако, Мирза-Абуль-Хасан-хан стал настаивать на заключении прежде так называемого «Сепаратного акта».

Возникшие по этому поводу трудности главнокомандующий описывал следующим образом «Безотлагательно затем предложивши Мирза-Абуль-Хасан-хану приступить к взаимному объявлению статей, на коих может быть постановлен трактат твердого мира между двумя державами, я получил от него приветливый отзыв, что он из особенного ко мне уважения и ценя много искрения мои расположения к доброму согласию, признанные персидским правительством по моим опытам, остается уверенным, что со стороны моей будут предложены требования, соответственные пользам обеих держав и не отступающие от основания, а потому он предоставляет мне одному право составить краткий трактат. Предложить статьи оного на общее рассуждение, желая, впрочем, иметь со стороны моей уважение к одной только его просьбе, чтобы прежде всего согласиться в сепаратном акте, так как оным обеспечивается право персидскому правительству надеяться на удовлетворение в просьбах, кои будут по заключении мирного